Нет, я не пойду за врачом и ничего не расскажу моим родителям. Если даже мне понадобилось столько усилий, чтобы тебя понять, то они уж точно не поймут. Если даже мои речи сейчас не способны пробудить тебя к жизни, если даже я не могу заставить тебя сделать глубокий вдох, который станет «началом дыхания», то у них и подавно ничего не получится. По-моему, я единственная, кто знает, что для тебя хорошо, кто в состоянии действовать по твоей воле и быть твоим говорящим ртом, хотя мне делается страшно, когда я высказываю эту мысль вслух.
Что такое, ты хочешь пописать? Осторожно, осторожно, сиди, как сидишь, на коленях, сейчас принесу твое ведерко из-под майонеза. Вот так, еще секунду, дай расстегну ширинку. Ноги чуть-чуть пошире. Одной рукой буду держать ведерко, другой направлять струю, так что у тебя руки останутся свободны, чтобы удерживать равновесие. Почему ты охаешь, тебе больно писать?
Я должна спешить, времени осталось мало.
* * *
Оказавшись снова в родительском доме, я уже через полдня стала мечтать о том, чтобы из него уехать. Мама с папой очень старались, но я сама слишком изменилась. Я и раньше не очень-то их слушалась, а сейчас вообще не могла вынести никакого родительского авторитета. Они невольно продолжали обращаться со мной, как с тем ребенком, которым я раньше была. После первой стычки — они уверяли, что от нас плохо пахнет, — мы с тобой вместе сбежали на наше озеро, но и там все оказалось совсем не так, как пять лет назад. Не в том смысле, что озеро изменилось, наверное, оно осталось таким же, но я смотрела на него другими глазами. К моему разочарованию, я могла воспринимать его как нечто красивое только с большого расстояния, когда видела в нем «пейзаж» с акварельно-голубым небом, резкими штрихами тростника и темно-зелеными мазками осоки у воды. Но отдельные элементы я могла вынести с трудом, а их детали и того хуже. Мы еще не дошли до тропы, ведущей к нашей ямке, как увидели на земле дохлого кролика с явными признаками миксоматозы; не наклоняясь к нему, я увидела, что один глаз ему выклевала птица. Когда же я все-таки наклонилась и протянула к нему руку, то обнаружила, что во втором глазу копошатся мушиные личинки, не говоря уже о том, что со всех сторон сюда стекались целые колонны муравьев.
Дубовая поросль рядом с нашей ямкой, раньше служившая нам ширмой от любопытных взглядов, теперь оказалась вся, до последнего листочка, попорчена гусеницами. Одна из них раскачивалась прямо у меня перед носом на паутинке, свисающей с хоботка какого-то насекомого, которое тут же на ветке спаривалось со вторым таким же. Вот-вот прилетит птица, чтобы склевать эту любовную парочку. Наверное, мне нужно научиться смотреть на вещи с большего расстояния, чтобы ими наслаждаться?