— Йо, Йо, иди сюда скорее, тут что-то серьезное, не пугайся, Йо!
То и дело поскальзываясь на тонком слое тающего снега, ты прибежал из кухни.
— Йо, тут уйма крови, толстый красный пузырь, смотри, у Вирджинии под хвостом.
Ты перешагнул через загородку между внешним миром и хлевом. Зимой мы держали двери закрытыми, но после похорон мне захотелось здесь все проветрить. Ты посмотрел на пузырь, усмехнулся и трезво констатировал:
— Это наверняка мешок с околоплодной жидкостью.
Теперь и я отважилась рассмотреть пузырь с близкого расстояния, он напомнил мне кондом, в который налили красной воды.
— Знаешь что, пошли-ка отсюда, пусть Вирджиния сама разбирается, — предложила я. Она достаточно старая, у нее это наверняка не первый ребенок.
Ты согласился. Питер тоже говорил, что при родах лучше вмешиваться как можно меньше. Все получится само собой, пообещал он нам, у него никогда не возникало проблем, младенцы так и выскакивали из мамашиных животов.
Мы пошли в кухню, хотя и продолжали беспокоиться, поскольку прочитали в книге, что младенец должен был появиться одновременно с околоплодной жидкостью. Пока ты сидел, листая страницы, я достала из печки кастрюлю с гороховым супом. С помощью поваренной книги из библиотеки в большом доме я приготовила суп еще утром, и разварившийся до пюре горох с овощами простоял в горячей печке весь день. В детстве я не слишком любила это блюдо, потому что с виду оно напоминало мне сопли и блевотину, и еще я терпеть не могла слово «снерт», как называли гороховый суп в наших местах. Сама я это слово никогда не употребляла. Теперь же, зачерпывая ложкой тягучую жидкую кашицу, я вспомнила Вирджинию, которая, как я увидела перед самым выходом из хлева, повернула голову назад и с удовольствием хлебала жидкость из мешка.
Не доев супа, ты резко вскочил. Сказал, что только что слышал тихий детский крик и успокоительный материнский голос. Ты в спешке накинул куртку и бросился вон из кухни. Чуть позже я увидела тебя несущимся мимо кухонного окна с чем-то непонятным, что висело тряпочкой у тебя на руках. Дверь приоткрылась, и ты сунул голову ко мне в кухню.
— Опять двойня. Один мертвый, второй как огурчик.
Мертвого мы предали земле рядом с другими. Пока ты рыл яму, умерший малыш лежал на белом снегу, мордой к земле. Я приподняла ему голову. Морда была желтого цвета, а вокруг рта виднелась пена. Точно ли младенец мертв?
— Мертвее не бывает, — сказал ты грустно.
Вернувшись в кухню, я вылила тебе на руки полбутылки жидкости для мытья посуды.
— После такого дела полагается тщательно вымыть руки.