Мы сколотили из досок специальные комнаты для рожениц, как рекомендовала книга. Если какая-нибудь мамаша не хотела облизывать свое дитя, мы посыпали его грубой морской солью, потому что мы выяснили, что мамы лижут малышей не от любви к ним, а из-за приятного вкуса слизи. Но сколько мы ни изучали книгу, иногда мы сталкивались с неразрешимыми сложностями и тогда орали друг другу команды:
— Принеси полотенце!
— Ребенка надо в тепло!
Вот теперь ты отнес дрожащего новорожденного в кухню, положил его перед печкой на мой самодельный ковер и принялся растирать полотенцем. Ты сердито крикнул мне, чтобы я поскорее закрыла дверь, а то я убью младенца этим сквозняком. Я встала на колени рядом с больным, таким изумительно-грустным на таком изумительно-веселом клетчатом фоне. Я погладила его и обнаружила у него на шее шишку размером с обычный стеклянный шарик для детских игр, и шарик этот перекатывался у него под кожей туда-сюда. Мы положили малыша в плетеную корзину. В час ночи он все еще лежал у нас в ногах у печки. Ты сказал, что он в коме, но «еще жив», это ты знал точно.
— Он вернулся в то же состояние, в каком был внутри матки.
Ты заботливо приложил руки к малышу. От тяжелой работы у тебя были мозоли, и когда ты меня ласкал, эти уплотнения на ладонях скребли мне кожу.
— Он не дышит, но сердце бьется. В матке он получал питание по пуповине, а тут умрет из-за отсутствия необходимых веществ.
Значит, ты тоже не знал, что делать, и говорил что попало. Я развела для него молочную смесь, через соседей мы достали упаковку специального сухого молока. Его надо было разводить в холодной воде, а потом на водяной бане доводить до температуры тела. Я попыталась протолкнуть в ротик, соску, но ничего не получилось. Потом ты силком разжал ему неподвижные губы и влил молоко в рот. Оно вылилось обратно через ноздри.
— Это значит, что в легкие попала вода. Можно прекратить попытки.
Сколько раз мы пытались оживить мертвых? Выпавший изо рта язык — вот это ясный знак. Почему на свет появлялось столько новорожденных, которых мы так и не смогли спасти? Это всегда так?
Младенец, спавший, как уютно свернувшаяся киска, вдруг издал булькающий крик, безумно нас напугавший. За первым криком последовал второй. Я предложила вынести его на улицу и там прикончить, но тотчас сама отказалась от этой мысли. На следующий день он лежал абсолютно неподвижно, и мы закопали его на нашем кладбище рядом с навозной кучей, где уже протянулась длинная цепочка могил, помеченных палками. Я предложила петь во время похорон, просто так закапывать тело в землю мне казалось нехорошо. «I once had a girl», — спели мы в минорной тональности. Потом я обратилась к закопанной могиле с короткой проповедью.