Дурь какая. Девица вообще ничего не понимает. Но если Терри увидят вживую, может, хоть поймут, о чем я.
— Хорошо, — отвечаю я.
— Договорились. О, вам повезло. Один из кандидатов отменил заявку, и я могу записать вашего брата на понедельник на три сорок пять. Вас устраивает?
Если поеду с работы на автобусе, как раз успеем.
— Да.
— Отлично. Я вас записала. Ему нужно будет принести три копии паспорта и прописки. Вся информация есть у нас на сайте. Могу я еще чем-нибудь вам помочь?
— Нет, милая, — вздыхаю я. — Если только вы не умеете лечить уставшие распухшие ноги.
Возвращаюсь в гостиную. Похоже, на экране уже новая серия, Мэттью в другом костюме.
— Ошиблись? — спрашивает Терри.
— Мы знаем, что да. Осталось их убедить. Заполним форму на пересмотр решения, но ждать придется несколько недель. А пока они хотят, чтобы ты пришел в центр занятости на собеседование.
— Когда?
— В понедельник днем.
— Мне же не придется работать? Пока не узнаем результат пересмотра?
— Будем надеяться.
Терри молча кивает. Я замечаю, как он стиснул челюсти. Ненавижу такие моменты, ведь знаю, чем все закончится. Брат вновь пялится в экран. Теперь там Элтон Джон. Поет «Прости — это, похоже, самое тяжелое слово»[4].
Лежу на кровати и смотрю на подаренный отцом светильник в форме пчелы. Он синий, что довольно глупо, ведь синих пчел не бывает, но папа сказал, были только синие и розовые. Маме бы не понравилось, она всегда злится, когда видит голубые вещи для мальчиков и розовые для девочек, потому что все цвета хороши для всех. Много лет назад мальчиков спокойно одевали в розовое, а это все маркетинговые уловки, чтобы выкачать из родителей побольше денег.
Впрочем, папе я ее мнение не пересказывал, ведь он хотел как лучше, а мама говорит, что надо радоваться любому подарку, ведь главное — внимание.
В любом случае какая разница, мама все равно светильник не увидит. Однако каждый раз я невольно представляю ее реакцию.
Моя школьная форма висит на дверце шкафа — отглаженная, на брюках стрелки, чего отродясь не бывало. Оказывается, папа лучше гладит вещи, чем мама, просто молчит об этом.
У меня немного болит живот. Думаю, к утру станет хуже. Вообще не хочу видеть никого из одноклассников, только Лотти, но с ней мы встречались неделю спустя после собрания, а потом я забегал к ней на чай, так что мы, считай, совсем недавно расстались.
Раздаются стук в дверь и голос папы:
— Эй, Финн, это я.
Знаю, что он, в нашем доме теперь, кроме нас двоих, больше никто не живет, но, может, папа тоже иногда, как я, об этом забывает.