И тут Мэйтар, то есть уже Маглор, внезапно ответил. Говорил он вдохновенно и довольно долго, на разных языках, и клубы тьмы даже шарахнулись от него. Аэлин узнавала отдельные слова — они встречались на полях переписанных документов, иногда в берестяных грамотах Северо-Востока, другие частенько раздавались среди моряков Умбара или на харадских базарах. Одна сложная конструкция, наверное, была тем самым легендарным "загибом Короля-Бычка", который стыдливо упоминался в летописях. Звучало оно прямо-таки как песня. Несколько неожиданными красками расцветив встреченное эльфийское чудо, надо сказать. Аэлин не предполагала таких талантов у волшебных существ. С другой стороны, может быть, эпическому герою полагается и эпически ругаться?
Служители так и мялись по сторонам зала. Может быть, тоже заслушались. Не впечатлились только жрецы: один из них, придя в себя, прямо у облачения отодрал рукав и попытался эпическую брань прервать, но Маглор дважды пнул его в колени, не прекращая ругаться, так что тот ухромал в сторону. Отчего-то даже не пригрозив.
А когда Маглор на выдохе умолк, темнота снова засмеялась.
— Ты не понял меня, — сказала она почти ласково. — Твоя служба мне больше не нужна. Мне нужен этот мир и тело, чтобы в нем существовать. Тела людей, увы, совсем не подходят, они сразу портятся… Но бессмертное тело эльфа, я рассчитываю, сможет вместить в себя достаточную часть меня… Чтобы стать моими воротами в мир. Это так забавно, что воротами в мир послужишь мне именно ты, сын Пламенного…
— Не думаю, что у вас получится, сударь коллективная галлюцинация, — ляпнула Аэлин словно против своей воли и даже с ощущением, что делает огромную глупость. Лучше было бы сплясать пьяной на столе профессорского совета.
Темнота развернулась и посмотрела в нее и сквозь нее. Как на маленькую мошку, зажужжавшую над ухом.
— Ты уже боишься за него, человечек, — прошелестела она, протягиваясь к ней клубящейся рукой. — Ты полюбила его, человечек?
— Я даже не уверена, что вы нечто настоящее, — сказала она честно.
— Я не стану тратить себя на убеждения столь жалкого создания, — прошептала темнота будто бы ей на ухо. Она росла и росла рядом, делая Аэлин все меньше и меньше. — Хотя… Я ведь могу показать доблестному сыну Феанора, что происходит с моими смертными сосудами… А если ты не станешь сопротивляться, она останется жить.
Теперь засмеялся Маглор. Горько и зло, без слов говоря, что думает о такой жизни.
"Наверное, в те легендарные временами он постоянно такими играми развлекался", — в первый раз Аэлин подумала об этом существе "он". Привыкала к мысли, что в храме Моргота может оказаться сам Моргот.