— Больше всего я опасаюсь, — сказал Индиран Аэлин, жуя галету, — что эти новоприбывшие сумеют объясниться с фанатиками. И начнут выслеживать нас вместе.
— Все, что мы можем, это прятаться, — сказала та. — И надеяться.
— Ещё и на то, что нас не встретят в Исме.
— И на это…
— Вы что-то хотите сказать?
— Спросить.
— Завтра.
— Сейчас. Что собираетесь делать?
— Завтра я вам отвечу, — Индиран опять невольно прикоснулся к шкатулке под одеждой. Нестерпимо хотелось открыть ее и вновь окунуться в чудесное сияние, исцеляющее мир и проникающее в самую душу.
— Когда придумаете ответ? — спросила она мрачно.
— Завтра, — сказал он в третий раз.
— В одной из сказок Дол-Амрота, — сказала Аэлин из темноты, — говорится о трёх звёздах, упавших с неба. Одну поймал и вернул на место храбрый мореход, доплывший до края земли. Другая упала в огненную гору и провалилась под землю. А третья упала в море и разрушила волнами целый берег. А заканчивается сказка вот чем: когда вулкан выплюнет вторую звезду, а море отдаст третью, настанет конец света. Если мы попали в легенду, имеет смысл вспомнить разные легенды.
— А что сделал мореход в этой сказке?
— Доплыл до места, где небесная твердь упирается в землю, залез на небесную твердь повыше, зацепил звезду своим якорем и намертво привязал канатом к небу. С тех пор он так и носится по волнам и нигде не может остановиться. Без якоря-то.
Галета показалась археологу ещё суше и безвкуснее прежнего.
Ночь прошла тревожно, ныли ожоги на животе и на руках. Прошлой ночью он от усталости не обращал на них внимания, а теперь драгоценная шкатулка задевала их то и дело, и обожжённые пальцы мешались все больше. И во сне являлось всякое, стоило голову на вещьмешок опустить. То он кидался в трещину с Сильмариллом в руке, то являлся в неведомые древние города с криком "Я принес вам свет, люди!", то сам же врывался в эти города с оружием, стремясь к маяку с дивным светом на верхушке.
Лишь под утро ему вдруг приснился берег моря, необычайно прозрачного и ласкового, и большая белая чайка. Никогда не любил этих оручих птиц, но эта спланировала по ветру, села на камни и с тоской посмотрела в море. Там плыл серый корабль под белым парусом, мимо бухты, мимо устья — никуда он не мог зайти, не было больше якоря на корабле. А в светлом вечернем небе над ним сияла единственная звезда. Чайка вскрикнула женским жалобным голосом и полетела вслед кораблю. Ветер с суши нес удивительный запах цветов, но смотреть хотелось только в море…
Просыпаться и видеть перед собой Мирена с галетами и консервами было даже немного обидно в первые секунды. Потом Индиран вспомнил, на каком он свете, и занялся делом. Узнал у дежурных, как прошла ночь, проверил, чтобы все поели, и повел маленький отряд дальше. Дела позволяли отделаться от неприятных мыслей хотя бы на время.