Катарина безудержно разрыдалась. Я обнял ее. Мы оба плакали. Это письмо, адресованное вовсе не ей, похоже, объединило нас. Значит, господин Брайтнер был прав: примирение с внутренним ребенком решает и проблемы в отношениях.
Мне было только не совсем ясно, как Катарина истолковала «отпустить на свободу». Мне-то больше совсем не хотелось свободы. Я уже много месяцев страдал от отсутствия близости. Но Катарина еще не закончила:
– Вообще-то, я не вправе упрекать тебя за твой роман…
«Вообще-то, у меня не было никакого романа. Во всяком случае, пока», – собрался я возразить как раз тогда, когда Катарина рассказала, что она подразумевает под «отпустить на свободу», и перешла к тому, за что она хотела извиниться «во-вторых».
– …ведь у меня самой уже несколько месяцев роман. Ну вот. Теперь ты знаешь.
В голове моей поднялся оглушительный гул голосов. Я и по сей день не могу разобраться, какой внутренний голос был мой, а какой моего внутреннего ребенка. Но в конце концов, это не важно. Оба голоса наперебой кричали одно и то же:
«Что, прости? Причина, по которой ты уже много месяцев игнорируешь мое желание близости, – другой мужчина? И ты все это время говорила, что дело во мне? В моих перепадах настроения? Ты посылаешь меня к тренеру по осознанности, потому что сама не справляешься со своим чувством вины, из-за того что трахаешься с другим типом? Я просто в ярости. В ярости. В ярости!»
Но моя ярость вспыхнула, как костер из соломы. Быстро. С треском. А потом – все. Эта короткая вспышка словно выжгла весь сухой хворост копившихся месяцами невысказанных упреков. И там вдруг появилось… место. Место для новых, свежих мыслей. Со мной все было в порядке. А с Катариной было что-то не так. Это освободило меня. Когда ярость улеглась, одного я точно не почувствовал: что я травмирован. И мой внутренний ребенок тоже. И я не ревновал. Пусть у нее был роман. Я по-прежнему считал свою жену привлекательной и желанной. Но я не претендовал на обладание ею. В этот момент мне стало ясно, что я больше не влюблен в нее. И уже довольно давно.
И мне даже не было нужды прощать жену за ее признание. Я ведь уже сделал это в письме. Которое, правда, было адресовано не ей.
Я мог воспринять ее признание и то, что она ошибочно приняла на свой счет письмо, адресованное моему внутреннему ребенку, как бескорыстный подарок. Этот подарок мог быть основой для наших отношений на новом уровне. Без упреков. Без притязаний. Но с полной доверительностью.
В данный момент у меня был выбор: принять все это, отреагировав правильно.