Решив всё с половиной бинокля, я стал обдумывать варианты тайного кода. Как Стася будет со мной разговаривать? Сначала я пытался сам придумать буквенные коды, но быстро понял, что ничего лучше и удобнее морзянки всё равно не придумаю. Хотя многие буквы обозначаются в морзянке не одним, а несколькими знаками. Азбуку Морзе я учил когда-то давно в скаутском клубе, но помнил её до сих пор. Я скажу Стасе, чтобы она пользовалась обеими руками: правой рукой для обозначения тире, а левой – для точек.
Я бы, наверное, тоже мог отвечать ей с помощью морзянки, двигая заслонку в разном темпе, чтобы обозначить точки и тире. С другой стороны, это всё-таки будет слишком опасно. Отверстия, конечно, не так уж хорошо видны из дома напротив, но если я всё время буду двигать заслонку, то, возможно, они начнут привлекать взгляд из-за постоянного движения. Жалко. Значит, полноценного разговора не получится. Но лучше уж так, чем вообще никак. Зато у нас будет хороший запасный вариант на крайний случай. А Стася сможет коротко сообщать мне какие-то важные вещи, например время или место нашей следующей встречи. Или предупреждать меня, когда она не может прийти. Или, например, если она захочет сказать, что любит меня. Может ли она захотеть сказать такое? Мне было приятно думать об этом и надеяться, что да. Я сам не был уверен, что у меня хватит смелости ей признаться.
Наконец наступил понедельник. Я немного нервничал, потому что всю неделю по гетто ходили люди со списками – наверное, из земельного управления. Если так продолжится и дальше, то у нас со Стасей разговаривать не получится, потому что её могут увидеть в окно, когда она будет подавать мне знаки. Разумеется, девочку, передающую сообщения морзянкой в сторону гетто, сразу заподозрят. А что, если гетто вдруг откроют? Они тогда разрушат стену? Это казалось чем-то абсолютно невозможным. Всё равно что нарушить законы природы. Зато тогда я, наверное, смогу переходить на польскую сторону прямо отсюда. И мне не нужно будет платить дворнику. А вдруг я вообще не смогу больше выходить?
Дворник поднял цену. Это было подло. Но я не стал спорить. Нельзя было с ним ссориться. Он сказал, что один из жильцов начал что-то подозревать, теперь приходится с ним делиться. Может, он и не врал. Доносчики были повсюду.
Я пришёл в парк, как и в прошлый раз, после обеда. Ещё издалека до меня донеслась музыка с замёрзшего пруда, где теперь был каток. Моих приятелей я там не увидел. Сторожка на берегу была открыта, из её оконца торчала латунная труба граммофона. Когда-то давно я думал, что она сделана из золота.