Но обед затянулся, и маме нужно было сделать еще другие покупки, так что мы не смогли увидеть даже Черепашью Республику и вернулись домой поздно, совсем обессиленные, и пришлось подниматься пешком на четвертый этаж, потому что лифт заболел.
Мы никак не могли заснуть.
Глядя на сверток, в котором лежали писчебумажные принадлежности, купленные утром возле Лувра, мы вспомнили о заданиях на каникулы и учебных наших прожектах. По-настоящему каникулы начинаются этой ночью, и мы хотим узреть их начало. Завтра – отъезд, дорога, обед в поезде и внимательное чтение «Монадологии»… Ничто не сможет отвлечь нас от уроков. Они станут великим делом всей жизни, что же до остального – каких-нибудь незначительных происшествий, маленьких удовольствий, игр и даже романтических приключений, – все это будет лишь времяпрепровождением, противостоять которому сил у нас хватит; мы будем проживать эти вещи от случая к случаю, не придавая особого значения, наслаждаясь без задней мысли; если же нам будет недоставать их или они нас разочаруют, страдать не станем, ибо истинный смысл жизни заключается для нас в работе. К тому же учеба ни в коей мере не повредит тому глубинному чувству, той великой дружбе, что наполняет все наше существование и поддерживает нас уже больше года. Напротив, учеба и дружба, привязанность – привязанность столь пламенная, какую мы и испытываем, – вещи одной природы. Это не объяснить, но оно так. Чем больше мы станем работать, тем ближе будем чувствовать себя к возлюбленному нашему другу. О страсть потаенная, столь чистая, столь верная, столь нежная и столь неистовая! Взрослые никогда ее не познают; они не могут такого постичь, никакое слово не в силах объ яснить им подобные чувства, ибо эта дружба не схожа с их дружбой. Сейчас, ночью, мы одни, произнесем же вслух имя нашего друга… И довольно. Никогда мы не назовем его в присутствии родителей или кого-то еще. Как пела однажды вечером мамина приятельница под аккомпанемент фортепьяно:
Режь меня, жги меня, не скажу ничего!
Пусть со мною умрет эта тайна моя![11] …Учеба, дружба и безмятежность. Мы безмятежны, поскольку знаем, что друг наш сейчас среди своих, на море. В коллеже нас всегда бьет озноб. Друг наш столь непосредственен, столь неосмотрителен, столь чувствителен к комплиментам, лести, подаркам и даже открытой дерзости! Иногда кажется, он нарочно причиняет нам боль. Но нет, он об этом даже не думает – он играет, прячется за деревьями, перепрыгивает через ограду, бежит по лужайке, скрывается в роще, медлит, пока его догонят, кто-то дарит ему поцелуй, он поцелуй возвращает; потом он бежит обратно туда, где мы ждем, и говорит нам, смеясь: «Что с тобой?» Порой мы только и делаем, что наблюдаем за его взглядами, следим за его движениями и поступками и пренебрегаем всеми законами, лишь бы только идти за ним, смотреть, куда он отправился, и преграждать ему путь. А предательства нашего друга, дурные слова, которые он о нас говорит, его насмешки и лживые клятвы – «головой матери» – и страшная угроза, что он не станет с нами разговаривать, которой мы так пугаемся, что соглашаемся закрыть на все глаза… Всего этого не будет… целых два месяца. Друг наш сейчас с сестрами, под крылом ангела-хранителя. Мы будем ему писать, давая ценные советы, он ведь очень податлив и мягок, он прислушается и начнет вести себя по-другому. Да, он очень мягок, но есть в нем еще что-то очень резкое, буйное, дикое, что ничем не умилостивишь. Непостижимый друг… Он ленив, но в то же время покорен, он уважает старших и с таким почтением относится к желаньям преподавателей, что те почти всегда вызывают его читать молитвы. Тем не менее порой кажется, они знают, насколько он по характеру легкомыслен и недисциплинирован… Сладкий плод с тайным изъяном… Господи, сделай так, чтобы не натворил он глупостей! Царица небесная, присмотри за ним, он ведь так Тебя любит!