Детские (Ларбо) - страница 60

, «благородны и прекрасны», – двери Наук. Как только мы погрузимся в учение одного из великих умов, остальное само дастся в руки, и мы окажемся в значительном выигрыше перед остальными учениками… «Рассуждение о методе»… Стоит только постичь метод, тот самый метод…


Впрочем, мы где-то читали или, быть может, слышали, что Лейбниц в некотором смысле зашел дальше Декарта, и нам известно, что его «Монадология» – книжечка совсем маленькая, очень милая на вид и издана в классической коллекции у Ашетта. А мы как раз будем проезжать мимо книжного магазина Ашетта. Всего несколько слов маме (мы про нее позабыли, она сидит рядом с нами в фиакре), и через пять минут мы держим в руках эту «Монадологию». Какой счастливый выбор: Лейбниц не столь знаменит, как Декарт, довольно будет лишь показаться с его книжкой в руках – и нас сочтут невероятно прилежным мальчиком, который, скорее всего, станет ученым. О, мы станем выдающимся монадологистом!

Очень жаль, что из естествознания нам задали только одно задание, по ботанике. Иначе можно было бы провести какое-то время в магазине Эйлоффа на рю Месье-ле-Пренс, где в предыдущие годы мы покупали, а чаще – увы! – просто смотрели на образчики горных пород, изумительные кристаллы, аммониты, белемниты, осколки каменного угля с отпечатками листьев папоротника и пальмовых ветвей; а потом, сразу после них, шли уже «наши современники» – сокровища огромного энтомологического собрания. К счастью, в следующем году начнется зоология, и мы сможем готовиться, читая, например, словарь естественных наук или даже Systema Naturae Линнея. Увы, это труды, о которых все говорят, но еще ни один молодой человек не держал их в руках. Впрочем, пока мы не изучили в совершенстве «Монадологию», лучше воздержаться от чтения других великих произведений.

А что, прямо сейчас и начнем нашу «Монадологию». Нет, завтра, в поезде. А сегодня посмотрим еще на улицы, которые не увидим до тех времен, когда начнется новый учебный год, когда осень на закате доблестных дней, подняв знамена, будет шествовать по авеню Шанз-Элизе.

Маме нужно еще что-то купить перед отъездом в Монруж, так что мы продолжаем ехать в старом и медленном звучном фиакре по городу, где все ясно, как в слоге хорошего сочинителя. Мы можем позволить нашему прилежному уму немножко передохнуть, созерцая благородные горизонты. С другой стороны, мы были бы не прочь погулять по Ботаническому саду, попрощаться с гиппопотамами и принести (о, давняя мечта) немного мороженого белому медведю, ведь он в такую жару страдает в своей зацементированной яме. По крайней мере, ближе к вечеру мы улучим минутку, чтобы последний раз посетить Черепашью Республику в Пале-Рояле, где среди скалистого пейзажа, среди песка и воды виднеется целое множество черепах – единственных обитательниц той страны. Они там всевозможных размеров, но самые примечательные – это две самки, они больше человеческой головы и почти всегда спят, спрятавшись под панцирем, недвижимые и неприступные, как магазины по воскресеньям. А пока что взглянем еще разок в тенистом и уютном конце бульвара Сен-Мишель на далекие дали, где царит возлежащий лев. Вот мы опять проезжаем мимо фабрики домкратов с черным фасадом, на котором изображены странные предметы, должно быть, это и есть домкраты. Дальше будет «Солдат и пахарь», прежде мы долго думали об этой вывеске, еще «в детстве», года два назад, когда носили короткую курточку с отложным белым воротничком в детском коллеже.