— А что говорит Джош?
— Если честно, то очень смутно помню, что он сказал. Мне удалось поймать его около полуночи по местному времени. В Нью-Йорке, наверное, было часа три утра.
— Никуда не уходи из дома. Я поговорю с Джошем. Кто-нибудь из нас двоих потом тебе позвонит.
— Хорошо. — Питер хотел было еще раз передать свои извинения жене Моргана и распрощаться, но почувствовал, что издатель что-то недоговорил.
— Питер?
— Да?
— Предположим, Джош и я все уладим… Я имею в виду твой контракт со студией.
— Здесь нечего улаживать! — снова взорвался Ченселор. — Я им не нужен. Они не хотят принимать меня таким, какой я есть.
— Может быть, им нужно твое имя и они платят тебе именно за это?
— Я не торгую своим именем. Во всяком случае, тот фильм, который они собираются делать, обойдется без меня. Я же говорю тебе, это будет прямо противоположное тому, что я написал.
— А для тебя это важно?
— Как для автора — нет, черт побери! Но то, что они там наворочали, противоречит моим убеждениям. А этим не бросаются.
— Я просто так поинтересовался. Может быть, ты уже готов начать книгу о Нюрнбергском процессе?
Питер рассеянно посмотрел на потолок:
— Пока нет, Тони. Скоро буду готов, но сейчас — нет. Мы с тобой об этом позднее поговорим.
Питер повесил трубку, забыв еще раз извиниться перед женой Моргана. Он лежал и думал о вопросах, которые задал ему издатель, и о своих ответах.
Только бы боль прошла! И хорошо бы избавиться от этого оцепенения. И то и другое постепенно ослабевало, но иногда он все-таки чувствовал себя прескверно. И каждый раз в таком случае к нему возвращались воспоминания об автомобильной катастрофе. Он снова видел слепящий свет настигавшего его грузовика, слышал скрежет металла, звон разбитого стекла и крики… И опять в нем загоралась ненависть к тому, кто, пригнувшись на высоком сиденье грузовика, промчался мимо во тьму штормовой ночи, убив Кэтрин и покалечив его.
Ченселор сел на край кровати, свесив ноги на пол. Совершенно голый, он ходил по комнате в поисках плавок. Для утреннего купания было уже поздновато. Солнце стояло высоко, день наступил. Питер почувствовал себя виноватым, как будто нарушил какой-то важный ритуал. Но хуже всего было то, что в его теперешней жизни ритуал заменил работу, и он это прекрасно понимал.
Обнаружив наконец лежавшие на стуле плавки, он собрался было надеть их, как снова зазвонил телефон. Ченселор взял трубку.
— Питер, это Джошуа. Я только что целый час проговорил с Аароном Шеффилдом.
— Он тебя, конечно, убедил. Кстати, извини меня за то, что я побеспокоил тебя вчера вечером.