— Мой осведомитель выражал сомнение по поводу обстоятельств смерти Гувера. Что вы думаете об этом?
— Смерть есть смерть. Какие тут могут быть сомнения?
— Я имею в виду причину смерти. Была ли она естественной?
— Гувер был очень старым и больным человеком. Мне кажется, все дело в том, что Лонгворт… Вы предпочитаете не упоминать это имя, но я его буду называть именно так. Так вот, Лонгворт перенес большие психические нагрузки, его мучили угрызения совести, чувство вины и так далее. И это неудивительно. Ведь он был связан с Гувером личными отношениями. Наверное, сейчас он чувствует себя предателем.
— Я тоже так думаю.
— Тогда что же вас беспокоит?
— А вот что. По словам Лонгворта, досье Гувера так и не были найдены. Сразу же после его смерти они исчезли.
Что-то промелькнуло в глазах Сазерленда. Ченселор не уловил отчетливо, что именно. Вероятно, гнев.
— Досье были уничтожены. Вообще, как нас заверили, все личные бумаги директора ФБР уничтожены.
— Кто дал вам подобную информацию?
— Этого я, видимо, не смогу сообщить. Поверьте, что полученные заверения нас вполне удовлетворили.
— А если бы оказалось, что на самом деле досье не уничтожены? Что тогда?
— Это могло бы иметь чрезвычайные последствия, — ответил Сазерленд, выдержав испытующий взгляд Ченселора. — Такие, что я просто воздержусь от комментариев на эту тему, — добавил судья и уже с прежней мягкой улыбкой закончил: — Но вряд ли это возможно.
— Почему же?
— Да потому что мы бы об этом знали, не так ли?
Питер почувствовал какое-то беспокойство: впервые за весь вечер слова Сазерленда не показались ему убедительными.
«Следует быть осторожным, — настойчиво повторял себе Питер, спускаясь по ступенькам здания суда. — В конце концов, я занят поисками не столько конкретных фактов, проливающих свет на то, как это было на самом деле, сколько материала, на основе которого можно было бы воссоздать реальные события и сделать таким образом книгу правдоподобной. Мне нужны факты, которые могли бы связать воедино реальность и вымысел…»
Ченселор чувствовал, что теперь сумеет написать роман. Дэниел Сазерленд помог ему решить основную загадку — понять Алана Лонгворта. Судья предельно просто объяснил состояние агента, определив его двумя словами — угрызения совести. Лонгворт выступил против директора, который был его духовным отцом, приблизил к себе, оказал ему особое доверие, поручив весьма важное задание, записал в личное дело хвалебный отзыв о его деятельности. Психологически было очень оправданно, что Алан, чувствуя себя виноватым перед бывшим хозяином, хотел нанести какой-то вред тем, кто склонил его к предательству. Самое лучшее, что можно было придумать в его положении, — это посеять сомнения относительно причины смерти Гувера.