Прибыл автобус, и очередь делегатов медленно потянулась в открытые двери. Эдуардо протянул руку. Из-за облака вдруг пробилось палящее солнце, безжалостно ударило по нашим лицам, асфальтовой парковке и блестящему металлу автобуса.
– Подозреваю, вы убегаете, – сказал он, прищурив глаза, то ли от недоумения, то ли от слепящего света. – Надеюсь, вы возьмете от свободы всё.
Отель, в котором Паола предложила встретиться, был ровно настолько же роскошным, насколько тот, из которого я приехала, – невзрачным. Стены в просторном вестибюле были покрыты панелями из темного дерева и кожи, а за счет колонн, приглушенного света и местами заниженных потолков создавалась таинственная атмосфера, так что, хотя люди внутри оставались на виду, она позволяла им чувствовать себя скрытыми от чужих глаз. Стойка регистрации, находившаяся в зале, расположенном чуть ниже, – огромная темная тумба, за которой стояло несколько сотрудников в форме, – создавала впечатление такой грандиозной завершенности, будто именно здесь, сказала Паола, зерна отделяют от плевел. Она была в серебристой тунике и тонких золотых сандалиях и сидела на кожаном пуфике, быстро печатая на экране телефона и временами пытливо осматриваясь, а ее ассистентка, рослая пухлая девушка с приветливым и безмятежным выражением лица, сидела на диване рядом. Этот отель, сказала Паола, претендует на литературные ассоциации, что довольно сомнительно, так как в их основе лежит тот факт, что раньше на этом месте был книжный магазин, который снесли, чтобы построить новое здание. Тем не менее книжную тему было решено сохранить в эмблеме отеля – стилизации выцветших чернильных подписей известных писателей – и в суровом великолепии его декора, сказала она, хотя в поспешном стремлении воссоздать дух библиотеки они каким-то образом забыли о книгах, за исключением фотообоев в лифтах, на которых изображены потрепанные кожаные корешки книг. Но нам следует быть благодарными за то, что они так серьезно отнеслись к литературе, сказала она, потому что даже если этот отель никак не ассоциируется с писателями и их жизнью, он хорошо подходит для проведения интервью, а летом это одно из самых прохладных и тихих мест в городе.
Первый журналист приедет с минуты на минуту, добавила она, а потом состоится видеоинтервью по заказу единственной оставшейся на национальном телевидении передачи об искусстве. Поучаствовать в этой программе пригласили всего несколько писателей, продолжила она, и она счастлива, что я – одна из них, потому что продвигать книги становится всё труднее и труднее. Формат очень незамысловатый, и всё вместе, наверное, займет не больше пятнадцати минут: время программы в прошлом году сократили вдвое. Почему так произошло, не совсем понятно, добавила она, разве что всё, что касается литературы, кажется, постоянно сжимается, как будто миром книг управляет принцип энтропии, тогда как всё остальное множится и расширяется. Газеты теперь отводят вдвое меньше места на рецензии, чем десять лет назад, книжные магазины всё время закрываются, а с появлением электронных книг нашлись пессимисты, которые предсказывают исчезновение бумажной книги. Как амурские тигры, сказала она, мы всегда под угрозой вымирания, будто и романы были когда-то свирепыми, а теперь стали хрупкими и беззащитными. В какой-то момент, сказала она, мы не смогли отстоять свой продукт – возможно, потому, что люди, работающие в книжной индустрии, тайно верят, что их интерес к литературе – это слабость, что-то вроде немощи, которая выделяет их среди всех остальных. Издатели, сказала она, исходят из предположения, что до книг никому нет дела, а производители кукурузных хлопьев убеждают всех в том, что хлопья необходимы миру так же, как необходимо, чтобы солнце вставало по утрам.