(АЖ) Во время оккупации вы могли ездить по стране?
(ДВ) Да, как угодно. Мне трудно было усидеть на месте. Но ездила я в основном в Марсель. Вариан Фрай снял в окрестностях Марселя потрясающую виллу, Эр-Бель она называлась. Через нее прошла большая часть беженцев, особенно людей искусства, в том числе сюрреалистов. Кто-то жил там, по крайней мере какое-то время. Я приезжала почти каждую неделю или хотя бы раз в десять дней. Майоль это прекрасно понимал. Он мне говорил: «Да ладно, поработаю немного без натурщицы. Вы только возвращайтесь!» И я всегда возвращалась. Ко мне с симпатией отнесся Андре Бретон. Мы были знакомы с довоенных времен, но тогда стали друзьями и оставались ими до конца его дней.
А Марсель – это был целый мир! Каким же он был прекрасным в 1940 году! Там были все. Все, кто умел думать, у кого было собственное мнение. Все, кто сказал «нет» Петену. Впрочем, само их присутствие уже было формой протеста. Трудно представить себе зло, причиненное поражением 1940 года сознанию людей. Глубочайшая рана: Франция была оккупирована, унижена. Она цеплялась за Петена как за спасательный круг. Конечно, это было самообольщением. Однако все, за исключением небольшого меньшинства, верили в Петена. Странная вещь! И одновременно начались всякие ограничения. Всё забирали немцы. И вдруг в такой богатой, процветающей стране стало нечего есть. Я знала одного типа, он был жутким скрягой. Так вот, он говорил: «Какое прекрасное время, невозможно ничего купить!»
Но этот город был восхитительным! Когда я закрываю глаза, я вижу Марсель. Он изменился, сегодня он совсем другой. Немцы взорвали Старый порт, где мы постоянно толклись. А уже после немцев остальное взорвали сами марсельцы. Я ездила туда впоследствии. Куда делся «Сжигатель волков»[37]? Это было кафе в Старом порту, где собирались все, особенно сюрреалисты. Там был поэт Артур Адамов, еще один русский, но пишущий по-французски. Он был бедным, таким бедным, что кто-то утверждал, будто он съел свой шкаф. Не знаю, как бы ему удалось разгрызть дерево, но так говорили. Он целый день торчал в «Сжигателе волков». Марсель Дюшан играл там с ним в шахматы, но с Дюшаном мы как раз разминулись. Я помню Пегги Гуггенхайм. Она уехала из Парижа при приближении немцев и укрылась на побережье. Она оставалась здесь до 1941 года и время от времени приезжала в Марсель. Она приходила в кафе и садилась на банкетку. Перед ней были бедные художники-сюрреалисты. Не все были знаменитыми, вовсе нет. И Пегги громко заявляла: «Я покупаю по картине в день!» Так оно и было. И напротив нее двое художников, совершенно ошарашенных, переглядываются и говорят вполголоса: «Но не у нас же!» Они сидели там и ждали, чтобы кто-то купил им кофе со сливками, – в то время пили кофе со сливками. Там были все!