(АЖ) А его произведения были разбросаны?
(ДВ) Да, но в конце концов они оказываются в музеях, французских или иностранных.
(АЖ) Как получилось, что на вас легла такая ответственность?
(ДВ) Я унаследовала неимущественные права. Потом я стала наследницей семьи. У Майолей был сын, Люсьен, он тоже стал художником. Он был неплохим живописцем, но, как и многих детей художников, его раздавила слава отца. Люсьен так и не женился: боялся, что кто-то завладеет творческим наследием отца, растащит его. У него, конечно, были любовницы. Когда я стала вести дела семьи, я по распоряжению Люсьена посылала им чеки. «Зачем ты посылаешь им деньги? – спрашивала я. – Ты же их больше не трахаешь?» – «Вот именно! Вот именно!» – отвечал он. Когда я занялась творческим наследием Майоля, Люсьен мне очень помогал. Я так горевала, когда в 1972 году его не стало! А я осталась единственной хранительницей наследия Майоля и должна была постоянно заниматься экспертизами. Майоля много подделывали, еще с 1930 года, с этим приходилось бороться. Люсьен отвел меня к нотариусу и назначил неимущественной наследницей Майоля. Это касалось его произведений. Еще я сохранила земельные участки и дома, но отдала право пользования законным наследникам, членам семьи и прочим. Все прошло хорошо. Я сделала то, что делал Майоль. Он делал собственное вино. Когда он рассказывал мне про свой виноградник, мне было скучно. Но теперь я делаю, как он. Я абсолютно ничего не продала. Наоборот, выкупила все, что смогла.
Я собрала работы Майоля – порой они были разбросаны по самым невероятным местам – задолго до того, как стала задумываться о создании музея. Я не рассчитывала сделать из них музей – думала передать их какому-нибудь музею или просто оставить у себя, точно не знала, намерение еще не вызрело. Не хочу вам врать, будто было иначе. Нет, эта мысль пришла мне позднее, где-то году в 72-м или 73-м. Великих скульпторов часто защищает семья, семья создает их музеи. Это не национальные музеи. Взять, к примеру, Родена. Еще при жизни скульптора за то, чтобы у него был свой музей, билась его подруга Жюдит Кладель. И Роден музей получил, но это стоило огромных трудов. Не стоит думать, что это просто. Вовсе нет! С Бурделем то же самое! Это его мастерская и его семья. С Цадкиным – его мастерская и его семья.
Да, у Майоля не было мастерской в Париже, но я в каком-то смысле была его семьей. Так что я обязана была что-то делать. И я создала этот музей. А потом еще один, на юге. Как вы знаете, у Майоля был дом в Баньюльсе, и еще он много работал на свой ферме в горах. Майоль очень любил свой «Хутор», потому что там он пребывал в полном покое. И я тоже туда часто приходила, чтобы работать. Я шла туда пешком, проводила там весь день и вечером возвращалась – ну, все это я вам уже рассказывала. И именно на этой ферме я и устроила второй музей. Ее пришлось подремонтировать, потому что часть строения обрушилась. И там же я похоронила Майоля. Это не грустно – напротив, очень радостно. Над могилой возвышается его скульптура, «Средиземноморье», то есть Клотильда Майоль, в самом центре того места, где он трудился, на поляне, где он работал со своей натурщицей. Это удивительное место: кажется, что Майоль оттуда не уходил, что его дух по-прежнему пребывает там. И еще там красиво, и это привлекает некоторых поклонников Майоля. Это одно из отделений Фонда.