Отец находил Степана сам. Возможно, он единственный точно понимал, где искать. И почему. Смерть старой тельмучинки оборвала одну привязанность Степана, он ощущал горькую пустоту внутри, которую нечем было заполнить или понять. Он плакал тайком, отвернувшись, а за окном машины тайга пятилась угрюмо и молча, плотнее смыкая еловые лапы, словно изломанные крылья. На крыльце интерната он в последний раз разговаривал с отцом о матери. Он вообще последний раз с ним разговаривал, а точнее, попросту прогнал, когда постаревший егерь затянул свое: «Не проси много…»
Через два месяца инспектор по делам несовершеннолетних, худая как палка, остроносая тетка в накрахмаленной до хруста форменной рубахе, сообщила Степану, что его отец считается пропавшим без вести. Бант на ее шее напоминал мертвый и почерневший осиновый лист, готовый рассыпаться ломким тленом, стоило ей ниже наклонить голову. Еще через шесть месяцев она же показала ему постановление районного суда о признании Дерябина Олега Степановича — его отца, — умершим, и сунула в смуглые ладошки свидетельство о смерти с печатью и подписями.
К тому времени, когда его отправили в Кирчановск, в областной приют, Степан уже знал, что Кельчет-И-Тек на русском означало «змееныш», и увозил с собой из короткого детства очень немного: потери, вину и предательство. Кто кого предал, и кто перед кем виноват — думалось смутно, только ворочался в груди холодный и горький комок из несказанных слов…
…такой же, что, наверное, душил Вику невесть сколько времени. Сколько же сил ей понадобилось, чтобы это скрывать весь вчерашний день? А может, и дольше? Но, кажется, они кончились. Приближаясь, Степан насмотрелся на согнутую спину, опущенные плечи, растрепанные, неприбранные толком с самого утра волосы. Он остановился за спиной девушки. Она не обернулась. Лист на этюднике перед ней слепил отраженной солнечной белизной. Место Оксаны пустовало. Степан вздохнул. Его затея провалилась с самого начала из-за присутствия посторонних. Оставалось утешаться тем, что здесь у Илгун-Ты его чувство окрепнет, усилится. Уверенность сделается постоянной, сомнения отступят, и позже он найдет возможность приехать сюда с Викой вдвоем…
Сейчас, он смотрел ей в спину и не чувствовал ничего.
— Он мне рассказал, — начал Степан и сбился.
Вика не пошевелилась. Паузу заполняли шелест ветра да плеск воды. Степан с надеждой повертел головой, высматривая вторую художницу — оттянуть ненужный разговор, все это в общем-то его не касается, — и вдруг выпалил:
— Ты его любишь?
Девушка вздрогнула и выпрямилась. Потом плечи ее затряслись, но вместо рыданий, Степан услышал грубый, злой смех. Она запрокинула голову — волосы рассыпалась по спине неряшливыми прядями, — и замолчала разом как перегоревшая лампочка.