— Это что? — спросила Вика, принимая у Степана небольшой тюк, кажется — последний.
Он спрыгнул с дверного порога.
— Это? — Степан забрал у нее мешок, мимолетно касаясь девичьей руки, — Это очень важная штука. Без нее я бы нипочем не решился вас сюда притащить…
— Нет, ну, серьезно…
— А я и не шучу…
Степан зажег поисковый прожектор-люстру на багажнике и повернул сноп яркого света вдоль косы, в подветренную сторону. Галька походила на лунный грунт — серая, сухая. Он неспешно направился туда, увлекая за собой Вику, и остановился метрах в пяти-семи от машины.
— Здесь, — сказал он торжественно, опустил мешок под ноги и принялся развязывать узел на горловине. Девушка заходила рядом кругами, чуть не приплясывая.
— Фу, Степка! — фыркнула она через пятнадцать минут, когда небольшая кабинка-полог утвердилась на растяжках, а Степан установил внутри раскладной стульчак с рулоном туалетной бумаги в боковом кармане.
— Сама за мной увязалась, — парировал он, — А потом, до ближайших кустиков — только вброд. Можно, конечно, и по косе, кругом, но если, к примеру, мне приспичит, то я могу и не донести…
Вика хихикнула. Он вынул из упаковки один из двойных пакетов: внешняя оболочка очень прочная и плотная; внутренняя — с наполнителем. Степан вновь скрылся внутри кабинки.
— Ну вот, — сказал он через минуту, — Удобства и все такое…
— Ты все продумал, да? — сказала Вика. Это не было похоже на вопрос. Искры смеха погасли в интонациях, — Ты заботливый…
Свет бил ей в спину, лица не разглядеть. Вика шагнула к Степану — под ногой хрустнула галька, — положила ладонь ему на грудь, потянулась и чмокнула в щеку: мягко, горячо.
— Да ладно, — пробормотал Степан, приобнимая девушку за талию, — Пойдем…
Уходить как раз не хотелось. Хотелось притянуть гибкое тело к себе, сжать в объятиях; видеть ее лицо близко, ловя отблески света в уголках глаз, пока опустившиеся ресницы не погасят отраженное пламя и… получить, наконец, ответ. Что он не ошибся, что все делает правильно…
Он почувствовал, как ее пальцы на груди дрогнули, готовые отстранить, оттолкнуть; напряглась спина, голова чуть откинулась назад.
— Пойдем, — повторил он, опуская руки, сделавшиеся чужими и неуклюжими, и ощущая жгучий стыд за неуместный пульсирующий бугор в паху, — А то окажемся единственными, кому эти удобства нынче не понадобятся…
* * *
Хрустели сухарики. Степан ловко орудовал складным ножом опасного, хищного вида. Рассыпая чешую, с треском разваливался вдоль хребта копченый омуль, словно кастаньеты, щелкали колечки пивных банок, мурлыкала магнитола в машине. Воздух увлажнился и посвежел, Широкий полог палатки с наветренной стороны опустили. Костер не разводили, — где по темноте сушняк найдешь? — но газовую плитку зажгли. Голубые язычки покачивались в неспешном танце с рваным, неуклюжим ритмом.