Холодок от этой мысли пробежавший по спине заставил меня передернуться и еще раз посмотреть вверх. Как там железяки — не качаются? И тогда я понял, что с этого места я почти ничего не вижу. То есть видеть, то вижу, но солнечный луч, пробившийся через какую-то дырку, слепит мне глаза и все-все-все кажется мне совершенно черным.
Поэтому, преодолевая трусость, мне пришлось походить взад-вперед, в поисках наиболее удачного места. При этом пришлось опять несколько раз пролезать под металлоконструкциями и я молил только об одном — не зацепи, не зацепи, не зацепи! Не так уж много у меня, и мужества, и смелости, и отваги38.
Включив пару слабеньких фонарей39, я попытался получше разглядеть детали разрушенного устройства. Увиденное чем-то напоминало коробку, в которую волшебный великан накидал разломанных паровозов. На каком-то валу я разглядел табличку с надписью на немецком языке, наверняка, название фирмы-производителя. Написанное я, не запомнил, а зря — в те времена «железного занавеса» от него, конечно, было мало прока, а сейчас — можно было бы узнать — кто и где строил этот гигантский механизм.
В это время в пролом окна, неожидано для меня, просунулась Ирина — она то ли заволновалась за меня — почему меня так долго нет, а может ей самой стало интересно увидеть то, что творится внутри. Но по тому, как она робко держится, чувствовалось, что ей хочется поскорее вытащить меня на белый свет из этого скорбного места. А я, напротив, от вида любимой женщины потерял голову, и вместо того, чтобы уматывать, расхрабрился и стал ей что-то показывать. Не знаю видела ли она, чуть просунув лицо вовнутрь, что я там пытался ей показать. Но я старался изо всех сил и резко направил свет обоих фонарей на какую-то балку, остолбенев от увиденного… Потому что заметил какие-то выросты на железяках, казалось, что металл малость подплавился и из него вытекли небольшие капельки и застыли…
«Что за чертовщина?» — подумалось мне и я перевел луч немного правее и пониже. Опять «капельки»! Еще ниже — ничего нет! Снова выше — есть! В недоумении я решил осветить то место, которое было ближе всего ко мне, то есть — практически над головой. Я поднял фонарики на вытянутой руке как можно выше, даже привстав на цыпочки, и стал светить на «капельки» пытаясь понять — что же это такое? Будь у меня зрение получше или опыта побольше — я бы все понял сразу и тогда бы эти «капельки» от не такого уж яркого, но все-таки достаточно сильного, света, не сорвались бы и не стали бы с громким визгом метаться над нами, наводя безраздельный ужас.