Это было началом моего понимания руин.
Спал я беспокойно, вертелся как мельница и несколько раз разбудив Ирину. То мне мерещились развалины, полные какого-то неестественного света, идущего почему-то не сверху, а снизу. То по голове стукало уханье филина и щекотало какое-то русалочье бесстыдство в реке.
Утром я, сообразуясь с логикой осторожности, решил пробраться на мельницу. Тем более, что утро, как обычно летом в Турках, выдалось теплое и солнечное. А когда светит солнце, даже самые мрачные места кажутся, и не такими уж мрачными, и не такими уж жуткими. А, лично мне, солнечный свет всегда прибавлял смелости.
Утро было таким солнечным и таким добрым, что даже Ирина отправилась вместе со мною.
Вот и мельница, освещенная ярким солнечным светом, не внушала уже такого страха, как вечером, да и таинственности в ней как-то стало маловато. Барак — от и есть барак, что только большой. Наверное я подошел к бывшему окну — точно не помню, как мне кажется, окна были заколочены, но какая-то «добрая душа» оторвала несколько досок, открыв доступ вовнутрь.
Я задержался на мгновение, что-то, в самый последний момент у меня начисто пропало желание погружаться в этот мрачный провал в стене, но… Ирина была неподалеку и что-то мне подсказывало, что лучше через пять минут стать покойником, чем на всю жизнь прослыть трусом.
Иринка не пошла за мной, а осталась ждать снаружи с предупреждением: «ты там поосторожней» на почтительном расстоянии от здания — по всему чувствовалось, что она этого места не то, чтобы боится, но скорее всего — опасается и откровенно не доверяет ему.
Я перешагнул через то, что когда-то было оконной рамой и погрузился во мрак того, что теперь называют «дестроем», а попросту говоря — развалин. Внутри действительно было темно и не по летнему холодновато. Огромные чугунные валы и шестеренки разрушенного механизма переплелись в самом хаотическом беспорядке от самого пола, уходя куда-то высоко вверх. Может быть, на самом деле, и не так высоко, но фантастичность зрелища придавало ему значительность.
Лучи света, то там, то сям, пробивающиеся через дыры в стенах и потолке, создавали совершенно необычное освещение. Сейчас бы я бы назвал его «дискотечным», но тогда до этого слова я не додумался. Сделав пару осторожных шагов вперед и пролезши под какой-то железякой, я все-таки сдрейфил. И решил, что дальше лучше не соваться — вся эта свалка металлолома снизу напоминала карточный домик — толкнешь одну, какую-нибудь совсем небольшую, деталmre и сверху на тебя посыпятся огромные валы толщиною с церковное бревно и гигантские столообразные шестеренки. Мокрого места не останется! Жуть!