— Не желаете? — обратился он ко мне с показным «Вы».
Я промолчал. Он расценил мое молчание, как знак несогласия.
— А я желаю — продолжил он и я заметил, что в его руке, как в руке фокусника, невесть откуда появилась старая солдатская алюминиевая кружка, которую он подставил под падающие капли.
В этот момент я почувствовал, что меня тянут за рубашку…
Надо было ретироваться, тем паче, что ему, пока не накапает ощутимое количество спиртного, до нас никакого дела нет.
Мы вышли на свежий воздух и Ирина торопливым шагом направилась к выходу. Но на середине пути она вдруг приостановилась и изменила направление. Мы прошли немного влево.
— Ты не представляешь себе какой здесь был прекрасный вишневый сад. Вот это, это и вот здесь — она водила рукой направо и налево — это все были вишни. Как они цвели! Заглядение! Белым-бело!
Мы прошли чуть дальше.
— А здесь были яблони и груши. Обалденные груши. — Она махнула рукой в пустоту — Вот с этого дерева я особенно любила. А как назывался этот сорт не знаю!
Она засмеялась, но было видно, что в ее глазах блеснули слезы.
— Все вырубил, гад! Все! На свой буряк, будь он проклят!
Я так и не понял, кто должен быть проклят — Дядя Толя или буряк, или все они вместе, потому что у Иринки опять хлынули слезы.
Я попытался их осушить своими губами, но она завертелась, будто бы хотела убежать от меня. На рыхлой почве я поскользнулся, она вырвалась и побежала к выходу.
Я догнал ее, когда она стояла у огромного железного бака для воды и задумчиво глядела на него.
— А ты знаешь, что это такое? — спросила она у меня — слышалось, что в ее голосе пропали слезы.
— Бак для сбора дождевой воды. — ответил я.
— Нет, это моя тетрадка, моя школьная доска.
Пошарив в траве около бака, она вытащила, нет не белый мел, а кусочек желтоватого ракушечника-гравия. И стала писать задачу на стенке.
Хотя она стала писать не школьную задачу, а настоящую, жизненную задачу, которую можно увидеть на фото. Задачу всей нашей жизни, за неправильное решение которой я поплатился прожитыми впустую годами. Хотя жизнь такая сложная штука — впустую ли?
— Вот как удобно — сказала она мне. — Ошибся — можно стереть.
И тут же какой-то тряпочкой, обмакнув ее в бак, она стерла написанное.
— А в жизни так не сотрешь… — грустно добавила она.
— Потом, когда задача сходилась с ответом, я переписывала ее в тетрадку — поэтому у меня никогда не было помарок.
— А как же зимой — спросил я.
— Зимою, конечно нет, хотя пока мороз не очень сильный, в рукавичках можно было писать и ладошкою стирать. Заодно и погулять вокруг дома.