Хорошо, что у нас был какой-то чистящий порошок и мы в кромешной темноте, наощупь, начистили ее до свинячьего хрюканья. Я снял стекло и торжественно зажег лампу. Слабый огонек занялся и осветил террасу. Фантастика — от этого желто-желтого света неожиданно стало значительно теплее, по углам заметались длинные загадочные тени. Мы не привыкли к такому освещению — обычно горит верхний свет или настольная лампа с абажуром. Теней почти нет и, даже если есть — они статичны…
А здесь — огонек стоящий на столе, непрерывно меняющий, и яркость, и форму, превратил нашу террасу в театр теней. Минут пять мы просто любовались как колышутся наши тени на стенах, особенно, когда мы двигались. Удивительное зрелище. Но спустя некоторое время лампа разгорелась и стала светить ровнее, тени перестали колыхаться, но лампа слепила глаза. Убавить яркость фитилем не удалось. Вот прибавить — запросто. Фитиль был широкий, рассчитанный на сильный свет. Мы порылись на полках и нашли металлический абажур.
Надев его мы получили настолько уютное, настолько домашнее, настолько интимное освещение, что ничего читать уже не хотелось, а хотелось просто сидеть обнявшись и смотреть на теплый свет, на темный потолок с круглым пятном света, пробивающимся сквозь ламповое стекло, чем-то напоминающим луну, на ночь за стеклами террасы, на просветляющееся небо, подсвечивамое восходящей луной. И ни о чем не думать.
Это был пик Романтичности — момент наивысшей красоты. Мы сели на лавку за грубосколоченный деревенский стол. Иринка прильнула к моему плечу, я обнял ее за талию и мы замерли, упивались красотой происходящего, своей молодостью и, неожиданно выпавшим на нашу долю, счастьем.
Но это было недолго!
Через некоторое время — началось…
… я заметил, что верхушка лампового стекла закоптилась и совершенно непроизвольно провел по ней пальцем, тотчас почувствовав сильный ожог. Черт! Мы привыкли к электрической лампочке, что она горячая, поскольку внутри горит спираль. Но плафоны у электроламп всегда холодные. Ну может быть и не холодные, а теплые, и даже горячие, но, во всяком случае, — рук не обжигающие. Я чертыхнулся и пошел отмачивать палец в холодной воде.
Аромат романтики быстро улетучивался. С болью в пальце я вернулся к столу и стал разглядывать лампу уже не как эстет-романтик, а как прагматик-инженер. В таком качестве я сразу же заметал, что из нее, помимо света, выбиваются еще и черные хвостики дыма. Приподняв глаза, несмотря на тусклое освещение, я заметил темное пятно на потолке. Господи, боже — еще и потолок мыть!