— Ну и штормяга, — прокричал я, вспомнив слова старинного анекдота.
— Да какой там шторм, так — ветерок расшалился — крикнул в ответ незнакомец. — У нас на Каспии такое в порядке вещей. Если шторм — тогда держись! Дурное море, то есть озеро — с одной стороны горы со снегом, с другой — гигантская горячая пустыня. А посередке — Каспий. За все в ответе…
Он не успел договорить, потому что в этот момент ветер неожиданно сменил свое направление и окатил нас с ног до головы целой цистерной ледяной воды. У меня перехватило дыхание. В голове зашумело. И только я подумал, что пришло время улепетывать в трюм, как меня окатило еще раз и, как мне показалось, — уже с другой стороны.
Дыхание остановилось, сердце замерло, зрение нарушилось. Я сипел, силясь продохнуть, будто бы захлебнулся, понимая, что силы меня покидают. И тут я почувствовал, что меня толкают, толкают сильно и уверенно.
— В трюм, в трюм! А то сдохнете! — проорал каспиец, подьалкивая нас к дверям.
В трюм я ввалился совершенно мокрый, посиневший от холода и трясущийся от страха. Ирине повезло — она была укрыта мною и поэтому намокла лишь чуть-чуть. Зато наш неожиданный приятель, какак и я, напоминал мокрую курицу. Вода, стекающая с нас, образовала большую лужу, размеры которой преувеличивались качкой.
Я наконец продохнул, в глазах просветлело и я огляделся. Оказывается, пока мы получали на палубе душ Шарко, в трюме изменилась обстановка. Дети, не погибнув сразу, восприняли опасность, как увлекательную игру. Они продолжали вопить, но уже не от страха, а от удовольствия, с каждым наклоном пола, подбегая к окнам, смотреть на заливающую их волну, а потом с визгом отбегали к противоположным окнам. Короче — веселились на полную катушку. Зато родители их, увидев, что дети, хоть и не успокоились, но, по крайней мере, перестали бояться, впали в транс. Они расселись как-то четко посередине салона и сидели, то, что называется не дыша.
Я раскашлялся, мне дико захотелось закурить, но, даже если бы я плюнул на окружающих, то все равно бы не смог этого сделать, поскольку, и сигареты, и спички промокли напрочь и представляли собой кашу. Какая-то женщина, услышав мой кашель, обернулась на нас и спросила на полном серьезе:
— Вы, что — за борт упали?
— Да — ответил я, с той долей иронии, на которую был способен в этот момент — но матросы на канате нас подняли на борт, поэтому мы немного промокли.
Она ничего не ответила и отвернулась. Явно ее гораздо сильнее беспокоила своя судьба.
— Холодновато… — сказал наш собеседник, потирая руки.
— Да, — подтвердил я, обижаясь на то, что потереть руки я не могу, так как сведенные от напруги и холода кулаки, еще не разжимались. Иринка стала дышать на них, чтобы они согрелись.