— Ну ничего, минут через десять вся эта байда закончится — сказал наш каспийский друг. — Авось потеплеет…
Мне не понравилось, что последнюю свою фразу он произнес как-то не уверенно, но я быстро забыл об этом, потому что пальцы мои наконец разогнулись. И я, начав тереть ими друг об друга, почувствовал себя как-то уверенней. Типа — выжил!
Как и было сказано бывалым моряком — минут через десять ветер ослаб настолько, что качать нас стало намного слабее, а дождь перестал колошматить по палубе.
— Пойду, узнаю у капитана, сколько же градусов, может у него термометр есть — как бы про себя проговорил наш спутник и его каблуки застучали вверх по трапу.
Я не обернулся, а пошел поближе к окнам, чтобы посмотреть, что творится вокруг, заметив, что корабль взял курс на берег.
Катера и прочие суденешки, вышедшие на воду перед штормом, теперь возвращались к своим причалам. Бедная «Парижская коммуна», дрейфующая неподалеку от Речного вокзала, как гигантский маятник, раскачавшись один раз, так и не могла никак успокоится, а качалась и качалась, хотя волна совсем сникла.
— Караул! Двенадцать градусов! — раздалось неожиданно откуда-то сзади. Это наш собеседник и, можно сказать, спаситель, ворвался в трюм. — Вам далеко? — спросил он у нас.
— Далековато… — грустно промолвил я, — Шестая дачная.
— Не знаю, где такая — у меня гостиница неподалеку — пробегусь — согреюсь.
— «Волга» — переспросил я.
— Она самая, Волга-Волга, мать родная.
— Ну а мы на Троицкой сядем на троллейбус, а то закоченеем.
— Ладно, счастливо вам — ответил незнакомец и вышел на палубу.
Мы стали подниматься по трапу, но догнать его не удалось — он, явно прыжком, перемахнул с борта на берег и теперь легкой трусцой двигался по набережной.
— Э! Черт! — сказал я Ирине — даже имени его не спросил.
— Он наши тоже — ответила она. — Квиты.
Мы, вместе, попробовали улыбнуться — и у нас получилось. Наверное потому, что судно уже причалилось к берегу. Секунда и выдвинули трап. Мы вышли первыми, дети, раззадорившись, все никак не могли угомониться и скакали по трюму. Бедным родителям потребуется много времени, чтобы вытащить их оттуда.
Сжавшись от холода, мы направились самым быстрым шагом, которым могли, к площади, почти бегом, в надежде побыстрее оказаться дома в теплой ванной.
Но то, что мы увидели, повергло нас в глубочайшее уныние.
Вся площадь была залита водою, а на оставшихся более-менее сухих местах громоздился народ. Народа было много — конец рабочего дня! Два троллейбуса со спущенными рогами, грустно стояли в том море, в которое превратилась площадь. Стало ясно, что троллейбуса ждать бессмысленно и надо идти пешком к трамваю, а может быть, нас догонит какой-нибудь автобус или автомобиль.