Влияние Саади на европейскую литературу признается весьма значительным, что стало уже общепризнанным фактом. Он принадлежит к группе авторов, чьи произведения заметно обогатили Gesta Котапогит, источник многих западных легенд и аллегорий. Исследователи обнаружили многочисленные следы влияния Саади на национальную литературу разных стран, в частности немецкую. Непосредственные переводы его собственных работ впервые появились в Европе в XVII веке. Но, как и в случае с большинством суфийских работ, внутренний смысл произведений Саади едва ли возможно уловить через его литературных интерпретаторов. Типичный комментарий одного из современных критиков подтверждает это со всей ясностью, хотя скорее характеризует ум самого комментатора, а не точку зрения Саади. Этот критик написал: «Судя по его темпераменту, весьма сомнительно, что он был суфием. Дидактика в его писаниях подавляет мистику».
В действительности же назидательные сказки, стихи и аналогии, приводимые Саади, многофункциональны. Конечно, их наиболее доступный, обычный смысл способствует, прежде всего, установлению определенных этических норм, но профессор Кодрингтон – пожалуй, единственный среди европейских исследователей – сумел заглянуть глубже:
«Аллегории “Гулистана” характерны для суфиев. Они не могут открывать свои секреты тем, кто не готов к их правильному восприятию или толкованию, поэтому для передачи тайн посвященным была разработана специальная терминология. Когда мысль невозможно было передать словами, применялись специальные фразы или аллегории».
Не только на Западе люди ожидают, что эзотерическое знание им преподнесут на тарелочке. Саади подчеркивает это в одном из своих рассказов.
В компании благочестивых спутников Саади ехал в Хызжаз. Возле оазиса Бени Хиляль какой-то мальчик запел, да так проникновенно, что верблюд человека, глумившегося над мистицизмом, стал танцевать, после чего убежал в пустыню.
– Я заметил этому человеку, – сказал Шейх: – «Песня подействовала даже на животное, но вас она оставила равнодушным».[28]
Его учение о самоисследовании относится не только к обычной потребности практиковать то, что сам проповедуешь. На суфийском пути необходимо заниматься самоисследованием особого рода. Эта практика предшествует стадии, на которой человек начинает понимать наставления учителя. Саади говорит:
«Если вы сами не будете порицать себя, то не сможете принять порицаний от других».
Сила механистического преклонения перед уединенной жизнью столь велика, что кандидату в суфии прежде всего необходимо указать, в какой именно форме необходимо практиковать уединение. «Быть связанным по рукам и ногам друзьями лучше, чем прохлаждаться в саду с чужими», – замечает Саади. Уход от мира требуется лишь при особых обстоятельствах. Анахореты, которые были всего лишь профессиональными одержимыми, у всех создали впечатление, что мистики всю свою жизнь должны проводить в горах или в пустыне. Люди приняли одну нить за весь ковер.