Мертвый парень. Выцарапанные глаза. И снова нет ни намека на то, что его убило.
Вскрытие не дало результатов. Врачи словно раскромсали спящего человека – ни единой патологии. Тело будто бы и не умирало вовсе.
После того как Этель сбежала, Ронда посмотрела видео, на котором парень выцарапывает себе глаза, не меньше тридцати раз. Она прокручивала ролик, внимательно всматриваясь в запись, до тех пор, пока не поняла, что изучила каждый пиксель. К тому моменту за окном уже царила глубокая ночь, а жуткая картинка слепком легла на память. Даже когда Ронда уснула, видео продолжало повторяться перед глазами.
Снова и снова.
Пальцы давили глазные яблоки, впиваясь сначала в упругое, а затем – рыхлое стекловидное тело.
Снова и снова.
Веки выворачивались наизнанку, гладкая слизистая алела от крови.
Снова.
Пальцы оставляли кровоточащие борозды на скулах и щеках, что тут же терялись в рубиновых ручьях, стекающих из глазниц.
И снова. По кругу. Пока тошнотворное зрелище не станет привычным, а каждый кадр – изученной до мельчайших деталей уликой.
Очнуться от своих мыслей удалось лишь дома. Он встретил пугающей пустотой. Половицы стонали под ступнями Ронды, и в этом звуке ей слышался плач здания по хозяевам, которые сюда больше никогда не вернутся.
Дом все еще дышал памятью о них, хотя прошло семь лет. Каждый уголок оставался пропитан воспоминаниями. В коридоре висели картины, которые мама купила на барахолке. В стене у входной двери торчал гвоздь, который наспех забил отец, чтобы было удобно вешать ключи. На кухне ждал мамин сервиз, который она унаследовала от бабушки и обещала однажды подарить одной из сестер, и папина любимая кружка со сколом на ручке. На чердаке пылились родительские велосипеды, на которых они вместе устраивали парные прогулки по выходным…
Они будто должны были вот-вот вернуться, но то ощущение – лишь обманчивая иллюзия.
Ронда прошла по коридору на кухню и с тоской отметила, что на столе со вчерашнего дня так и остались стоять две кружки черного, уже давно холодного чая и открытая упаковка испорченных блинов. Шумный вдох ворвался в дрожащую грудь, сдерживаемые слезы обожгли горло… Но Ронда не позволила себе разреветься.
Она швырнула в мусорку блины, вылила в раковину остывший чай и включила воду, до максимума выкрутив краны. Однако шум воды не помог заглушить мысль, которая болью пульсировала в голове:
«Я не прощу себя, если Этель станет очередным призраком этого дома».
Ронда уперлась руками по обе стороны от раковины и пустым взглядом смотрела в одну точку. Она не заметила, как начала набираться вода из-за забитого стока, но очнулась, услышав звонок в дверь.