— Там, — Полина опустила глаза, — документы. Важные.
— Кому они теперь важны. Пойдемте, Полина. Я буду спускаться первым, вы…
— Первым — я, — не дал закончить фразу голос из темноты. — Вы оба — за мной. Ну, шо расселись?
Моня Цимес, неслышно ступая, приблизился к лазу, хмуро его осмотрел.
— Ты что же, решил вернуться?
— Выходит, решил.
— Почему?
— Да так, — Моня смерил Краснова угрюмым взглядом. — Хочется сдохнуть красиво.
— Красиво не получится.
— Тогда как получится.
* * *
Первые полчаса двигались ползком. Затем лаз расширился, и стало можно разогнуться, а затем и выпрямиться. Моня остановился, заозирался по сторонам, описывая круги зажатым в кулаке огарком свечи.
— Там, сзади, было ответвление, — сказал Николай. — Шагах в двадцати.
Слова прозвучали тяжело, гулко и неразборчиво — расплылись, отраженные от стен эхом.
— Вернемся, — подумав с минуту, предложил Моня. — Надо сделать зарубку. Кто знает, сколько нам тут плутать, пока не подохнем.
Полина вздрогнула. Ей было страшно: жутко, отчаянно страшно.
— Не надо возвращаться, — быстро сказала девушка. — Пойдемте дальше.
— Ладно, здесь побудьте, — Моня обогнул Полину и зашагал назад. — Ох, готене!..
— Что случилось? — обычным бесстрастным голосом спросил Краснов.
— Сам погляди.
Краснов, взяв Полину за руку, потянул ее за собой. И поглядел.
— Н-да, — протянул он. — Вот оно, значит, что.
Проход, из которого они пару минут назад выбрались, исчез. На месте уходящего косо вверх лаза была теперь лишь сплошная, глухая стена.
— Сколько времени мы уже здесь? — с дрожью в голосе спросила Полина.
— Не знаю. Час, может быть, полтора. Интересно, как там Лука. Живой ли.
Моня сплюнул.
— Наверно, живой.
Он не ошибся. В это время Лука Ставрос был еще жив. Раздирая руками простреленную грудь, он корчился на прибрежной гальке. Луку Зяма приказал расстрелять сразу после того, как убедился, что остальные трое исчезли. Жизнь не хотела покидать Ставроса, она упорно цеплялась за его могучее загорелое тело. Зяма мелкими шажками приблизился, навел маузер, выстрелил Луке в лицо. Наклонился, выдрал из уха золотую серьгу и упрятал за пазуху.
* * *
К концу третьих суток истончился, дрогнул и иссяк огонек с огарка последней свечи. Моня Цимес добрался на заплетающихся ногах до очередной, в уродливых известняковых наростах, стены, опираясь на нее спиной, сполз на землю и положил рядом с собой Полину. Она была без сознания уже сутки, и тащили они ее на себе по очереди, меняясь каждые полчаса.
— Надо пожрать, — сказал Моня, отхватил ножом кусок рукава от пальто, разодрал надвое, половину протянул Краснову. Пальто было то самое, турецкой кожи, контрабандный товар, и левый его рукав уже съели.