Противно!
— Привет, Гистольф, — говорю. — И ты тут?
— Все тут, — махнул он рукой. — Все лучшие. Так что тебе ничего не светит.
— Это мы посмотрим, — отвечаю, а сам чувствую — злиться начинаю.
— Многопочтенные аэды! — голос прогремел над посадочным полем, сильный, хорошо поставленный. Никак в приемном зале космопорта объявился распорядитель праздника. И решил нас поприветствовать, давая мне миг справиться со злостью. — Через час вас ждут в Изумрудном дворце для проведения жеребьевки…
— Ну ладно, Орфей, — на лице Гистольфа — уверенность в собственной победе. И не напрасная. Это в разговоре голос у него хрипит, а когда поет — звенит. Не хочешь — заслушаешься. — Желаю тебе удачного жребия. Может, хоть не опозоришься, как на Тенеболе…
Я кулаки стиснул, но стою, молчу.
Уел меня Тощий. По делу. Плохо тогда получилось, ой плохо…
Песню я сочинил на праздник Тысячи Звезд, что проводится на Канопусе-Восемь и посвящен божествам — покровителям Галактики, прилетел. А как петь начал — слова забыл. Начисто. Тухлыми яйцами птицы Рух закидали. А уж они воняют! Позорище!
Ладно, чего теперь переживать. Поздно.
Собрали нас в кучу, засадили в несколько аэробусов и отвезли во дворец.
Да не в простой, а в Изумрудный. Все здесь зеленое, от пола до потолка. Для глаз приятно. Но голова болеть даже больше стала. Странно.
У каждой двери — стража. Почетная. Рожи — красные и широкие, как подносы, плечи — впору великанам. Сами — в панцирях золоченых, на поясе — мечи в серебряных ножнах. Да не лазерные, обычные.
Пусть по космосу летаем, Галактику от края до края прошли — старину все равно чтить надо. Вот мы, аэды, кто с лирой, кто с гитарой, кто с бализетом. И ничего. Прекрасно звучим!
Для жеребьевки принесли здоровенный котел. Высыпали в него сто семнадцать стальных пластинок с номерами. Подходи — выбирай. Пробуй удачу певца.
Вот и мой черед.
Рука скрывается в утробе котла, словно в брюхе беззубой исполинской жабы. Кисло пахнет медью.
Жребий ткнулся в ладонь. Ну что, посмотрим?
— Сто семнадцать, — объявляю, а сам глазам не верю. Последний — ничего себе! Последнего точно запомнят, и о его успехе (или провале?) будет помнить каждый. Да, вот повезло! Другой бы радовался, а мне плакать впору.
— Многопочтенные аэды! — а это вновь распорядитель. Высок, собой красив, в багряных одеждах. И голосище — ого-го! — С завтрашнего утра вы будете чествовать Его Мощь и Красоту хвалебными песнями. Кто победит — получит награду, кто оскорбит сиятельный слух — будет брошен прожорам…
Ну и титул у местного правителя. Дурацкий. Или это только мне так кажется?