Коля заметил, как задрожали Серёгины руки. Не выпуская листовки, Серёга покосился на дверь. Она была закрыта.
— Берём? — выдохнул Сергей. — Фашисты ничего не знают о листовках, а Готман… Он нарочно оставил нас здесь! Понимаешь?!
Колька глянул на дверь.
— Расстёгивай куртку! — приказал Серёга и сам, распахнув пальто, сунул за пояс, под рубаху, пачку листовок. — Остальные — твои.
Коля тоже запрятал пачку листовок под лыжную куртку.
— Теперь давай отсюда…
Серёга послушал у двери — тихо. Жестом показал Кольке, что можно выходить… И тут два нацеленных глаза Адольфа Гитлера снова с прищуром уставились на ребят.
— Что, видел, проклятый фюрер? Ha-ко, выкуси! — показал Серёга портрету дулю.
Зинаида жила в старом доме вдвоём с больным отцом. Мать её умерла года четыре назад, старшая сестра Вера эвакуировалась с детьми, с первой же партией рабочих стеклозавода, надеясь, что следом тронутся и Зинка с отцом. Но Тихон Ильич сильно занемог. Да и выехать к тому времени было уже не просто: станцию разбомбили, а другого транспорта в обрез.
У Сергея всё вышло по-другому. Его отцу, бригадиру шлифовщиков, приказано было с первым же эшелоном вывезти оборудование и дорогие, хранившиеся в заводском музее хрустальные изделия.
Уехали всей семьёй: отец, мать, Серёга, два младших брата — Славка и Витька. Но не прошло и полмесяца, как Сергей снова объявился в Дедкове. Сказал, что в Ельце отстал от эшелона, а куда эвакуировался завод, точно не знает, и вот теперь у него одна дорога — к бабушке, которой не под силу было уехать в дальние края. Коля и Зина не очень-то верили Сергею: видно, рвался Серёга ближе к фронту…
Когда ребята примчались к Зине, она, прочитав первые строчки сообщения о победе Красной Армии, охнула:
— Мальчики, да какие ж вы молодцы! Теперь — в город. На все заборы наклеим!
Она притворила дверь в комнату, чтобы не услышал отец, достала из кухонного стола тощенький мешочек муки.
— Зишка, положи на место! — приказал ей Серёга. — Я у бабушки крахмала раздобыл, из него и сварим клей. А муку для отца побереги. Ему поправляться надо.
Коля, обхватив голову руками, сидел над листовкой. Совсем свежий набор, и буковки почему-то удивительно знакомы. И вдруг вспомнил: да ведь это же шрифт их газеты «Дедковский рабочий». Такими же буквами весной было напечатано его первое стихотворение «Выше алые стяги!».
— Листовки печатали наши, дедковские! — выпалил Коля. — Значит, большая сила действует: у них и типография и бумага…
Здорово! Как здорово там, на фронте! «В результате начатого наступления группировки разбиты и поспешно отходят, бросая технику, вооружение и неся огромные потери…»