Классические авторы не идентифицируют Иокасту [мать и жену Эдипа] со Сфинксом, но они указывают на близкие отношения. Сфинкс появляется как сестра Эдипа. Гесиод называет ее дочерью ее брата и их общей матери Ехидны (Roheim, 1934, p. 17; курсив мой. – Дж. М.).
Сделав наблюдение относительно этих родственных отношений, Рохейм тем не менее продолжает: «Это неоднозначное существо, соблазнительное и опасное, которое любит, но пожирает, поэтому является матерью героя» (ibid.; курсив мой. – Дж. М.). Может ли это означать, что этим существом была Антигона, которую всегда считали дочерью Эдипа?
Но к этому времени читатель запутался не меньше, чем сама ситуация. Существует много легенд о Сфинксе. Встреча с Эдипом – это конфликт; Сфинкс загадывает загадку, которую Эдип разгадывает. До этого Сфинкс пожирала всех, кто не смог разгадать ее загадку. Получив от Эдипа правильный ответ, Сфинкс спрыгнула с утеса. Предполагается, что в основе этой загадки лежит физическое соперничество между Эдипом и Сфинксом, имевшее место ранее. Будучи психоаналитиком, Рохейм представляет Сфинкс матерью, потому что она пожирает тех, кто пытается разгадать загадку. Ребенок «ест» грудь матери и, предполагается, думает, что мать в отместку съест его – существует много мифов в поддержку этой универсальной детской фантазии с разными вариантами на оси между пожирателями и пожираемыми. Но для Гесиода Сфинкс – сестра Эдипа (дочь ее брата и их общей матери), и потому она является более примитивной версией Антигоны – Антигона не как дочь, а как сестра, которую Эдип должен победить как сестру.
Любой инцест, будь то между поколениями или внутри поколений, между родителями и детьми или между братьями и сестрами, создает путаницу. Сестра перепутывается с матерью. Только закон матери или закон сиблингов настаивает на дифференциации. Вместе с вертикальной дифференциацией запускается латеральная: сестры и братья, девочки и мальчики не сильно отличаются друг от друга как сиблинги, однако одна из точек различия между ними заключается в том, что сестры могут стать матерями.
Дети не только участвуют в событиях окружающего их мира – они также являются наблюдателями, которые пытаются освоить категории и разграничения. Недавно мой четырехлетний приемный внук объявил моей взрослой дочери, что он «человек», но когда его спросили, кем является она, он твердо ответил, что «нет, она не человек», она «взрослая девушка». Здесь мы видим не проявление сексизма, а потребность ребенка понять не только принадлежность к поколению (эдипальный вопрос), но и варианты в рамках латеральных категорий, по крайней мере, как они соотносятся с идеологически доминирующей в западном мире оси ребенок – родитель.