Согласно Лилееву, из Ветки изгнали 13 942 человека, а не 40 000, как указывал Мельников [Мельников 1909: 310; Лилеев 1895: 301–310]. Так произошла первая т. и. ветковская выгонка. Не все ветковцы были выселены, некоторым старообрядцам удалось сбежать. Часть беглецов организовали в 12 километрах от Гомеля в девственном дубовом лесу среди топей и болот окруженный с трех сторон рекой Узой (притоком Сожа), впоследствии прославившийся, но поначалу бедный монастырь, названный по имени основателя «Лаврентьевым» [Лилеев 1895: 367; Мельников 1909: 307–351]. < С 1775 г. монастырь оказался на землях фельдмаршала Петра Румянцева. Новые владельцы стали попечителями монастыря, благодаря этому сыну фельдмаршала Николаю Румянцеву удалось получить от старообрядцев много ценных книг и рукописей, тем самым монастырь внес значительный вклад в формирование собрания знаменитой библиотеки Румянцевых.> Другие бежавшие с Ветки старообрядцы, выйдя из лесу, направились на север и поселились в Витебском, Суражском, Невельском и частично Лепельском повятах [Волков 1865–1866: 33, 35–36]. Однако не прошло и двух лет, как на Ветке снова стали появляться старообрядцы, а через 5 лет она стала почти такой, какой была перед «первой выгонкой» [Иоаннов 1855: 34; Макарий 1855: 304; Рубановский 1882: 660–662]. Владельцы Ветки окружили старообрядцев заботой, ведь старообрядцы не только приносили им значительную часть доходов, а также служили верной защитой. Когда князь Радзивилл выслал на приграничные земли Халецких вооруженных белорусских крестьян, старообрядцы стали на защиту интересов своего пана и победили нападавших в кровавой стычке, прогнав их прочь. В 1758 г. старообрядцы возвели и освятили новую святыню, рядом с которой создали два монастыря: мужской и женский, насчитывавших вместе около 1200 человек насельников [Муравьев 1854: 276–277; Макарий 1855: 305; Иоаннов 1885: 37; Рубановский 1882: 663]. Возросло также количество дьяконовцев, которые на расстоянии 6 миль от Ветки получили от князя Чарторыйского урочище Боровицы, где было основано сразу несколько их монастырей, из которых наиболее известным был Пахомьев. Вокруг монастырей стали расти многолюдные слободы [Мельников 1909: 102–103, 311]. Первая «выгонка» из Ветки привела к тому, что дьяконовцы стали играть более важную роль среди поповцев, обосновавшихся в Польше. Особым авторитетом пользовался с 1739 г. дьяконовский священник Патрикий, проживавший в слободе Зыбкой в Стародубье. По просьбе старообрядцев, поселившихся на Подолье, Патрикий отправил туда своего любимца иеромонаха Афиногена. Афиноген вскоре построил в Боярской слободе храм Знамения Богородицы, благодаря чему стал знаменитым и уважаемым среди старообрядцев. Однако этого ему оказалось мало, и он стал распускать слухи, будто бы он является епископом Лукой. Когда озадаченный Патрикий собрал о нем в Петербурге подробные сведения, обман открылся, и Афиноген сбежал за реку Прут в Яссы. Вернувшись в Польшу и приняв католичество в Каменце-Подольском, он вступил в армию, а потом женился на богатой польке. В 1757 г. он уже в чине капитана переехал в Краков на постоянное жительство. Тем не менее Афиноген успел рукоположить многих священников. По просьбе священника Анфима Афиноген собирался рукоположить его – вопреки всем церковным правилам – в сан епископа для боровицких дьяконовцев. В конце концов Анфим сам объявил себя епископом, а после разоблачения сбежал к «некрасовцам», проживающим в Бессарабии, где казаки, узнав, кто это такой, утопили его в Днестре. Тем не менее многие старообрядцы признавали священников, рукоположенных этими «епископами». Все эти события получили название «афиногеновщина» или «анфимовщина» [Иоаннов 1855: 17–35; Кельсиев 1875: 605–610; Мельников 1909: 82–88, 91–98, 104–107, 129; Миловидов 1969: 31].