Площадь (Чхе Ин Хун) - страница 13

— Я купил по случаю у одного японца весьма занятную вещь. Мумию. Приходи, я тебе ее покажу.

Менджюну тут же захотелось принять приглашение, но какие-то дела не позволили сделать это сразу. Затем визит изо дня в день откладывался. А сегодня он всю ночь глаз не сомкнул, размышляя об этой мумии. Шутка ль сказать, ведь это — высохшее тело человека, умершего несколько тысячелетий назад.

Вечерний прохладный ветерок донес до него взрыв хохота. Менджюн закрыл окно. Его дом — старинная японская постройка в форме буквы «П» — стоит посреди широкого двора. Его комната под номером четыре находится на втором этаже, и ее окно вырублено прямо в двухскатной крыше. Он любил свою комнату. Если открыть окно, то со всех сторон тебя плотно обступит черепица. Это создает ощущение уединения. Напоминал дом и западные строения, вроде тех, что можно видеть в журналах. Он был необычный снаружи и уютный внутри. Двор выдержан в иностранной манере, в нем была даже скульптура, окруженная бордюром из камней. Менджюн любил размышлять стоя у окна.

Весной черепица около окна была окутана легкой дымкой. Она словно плавилась под горящими снопами солнечных лучей. Старое дерево простирало в небо свои крепкие заскорузлые ветви. Звенели в унисон с весенними солнечными ритмами гармоничные, четко очерченные контуры жилых домов на склоне холма. Майские дожди барабанили по крыше ласковым назидательным речитативом. Всей этой симфонии пробуждавшейся жизни он внимал здесь, стоя у этого окна. С детства мы привыкли видеть лишь внешнюю оболочку вещей, не задумываясь об их сущности. А достойно ли жить подобно желтку в яйце, не испытывая противоречий между собой и окружающим миром?

Гвоздика, лилия, гладиолус, канна… Эти цветы — словно роскошные аристократки. Но для того чтобы испытать высокое чувство любви, совсем не обязательно попадать в столь изысканную компанию. Самые удивительные, а порой и леденящие душу события вырастают из обыденности. Обыденность — основа нашей жизни. Смутная неосознанная неопределенность мешает сделать решительный шаг. И в то же время подобная неопределенность похожа на красивый шелковый платок, в который можно удобно завернуть очередную жизненную неурядицу, превратить вещь из простой в сложную. Это похоже на то, как девочка-подросток на пороге созревания искренне любит свою деревянную куклу, не задумываясь, что это еще не настоящие «дочки-матери». Юный недоросль, знание жизни у которого равно цыплячьему хвосту, не может считаться взрослым человеком. Душа без веры одинока. Стремясь утешить боль одиночества страдающей от безверия души, нужно жить на пределе возможностей, жить каждый миг так, словно это капли крови, выдавливаемые из жил. Бесконечное число раз падать, обдирая колени, — это лучше, чем состариться, не приобретя ни единой царапины. Все внутри вопиет, что так и надо жить, но что значит «на пределе возможностей»? Это скрыто во мраке. Где они, мгновения, подобные выдавливаемым каплям крови? Нет ответа. Чтобы падать, обдирая колени, нужен хотя бы маленький камешек на дороге, а как быть, если под ногами вертится лишь кошка Еньми?