Интересно, что в последние дни моего пребывания в сумасшедшем доме мне «объяснили» происшествие с раскачивающимися шторами. Некто Стасик (он всех уверял, что он совершенно нормальный, так как у него в голове не летают вертолеты), прогуливаясь со мной по длинному больничному коридору, указал мне на раскачивающуюся оконную штору и значительно, как бы намекая на мне известное, сказал: «Видишь, от ветра раскачивается», — и обратил мое внимание на приоткрытую форточку, откуда, видимо, действительно, шла струя воздуха и раскачивала штору. Так, вероятно, было и у меня в комнате. Замечу, что мы с ним ни о чем, кроме погоды, никогда но разговаривали, изредка вместе и молча прогуливались по коридору. И то, что он вдруг ни с того, ни с сего заговорил о шторе, причем таким многозначительным тоном, как будто ему известен тот смутивший меня эпизод, было, разумеется, еще более удивительным. Призывая меня не искать чудесного там, где все можно объяснить рационально — таков был подтекст его замечания — он как бы в насмешку продемонстрировал мне еще более чудесное явление ясновидение. Конечно, все это вполне можно объяснить случайным совпадением. Но эти неотвязные, акцентированные совпадения преследовали меня тогда на каждом шагу.
Наконец рассвело и Вера с ребенком встали. Мы позавтракали и я пошел в магазин за продуктами. Выйдя на улицу, я еще острее ощутил, что нахожусь в измененной реальности. Опять сыпался этот серебристый, светлый, нездешний снежок. Мне было одновременно и неуютно, и интересно. Кроме того, я чувствовал незнакомые мне раньше внутренние силы, энергетическую заряженность собственного тела и окружающих меня предметов. Эта инородность, новизна среды придавала всем моим ощущениям и восприятию своеобразный привкус «посмертности». Казалось бы, все на своих местах — дома, деревья, прохожие, земля, небо, снег — но реальность была другая, непохожая по ощущению ни на сновидение, ни на обычную согласованную реальность. Помню, что я ее тогда определил как «ангельскую».
Тотальная новизна среды, воздуха, всей окружающей меня действительности, выстроенная вокруг меня до степени экзистенциальной достоверности, рождала довольно сильное чувство неуютности, оголенное™, несмотря на то, что, как я уже говорил, и тело мое — соответственно новой среде — я ощущал более энергетически заряженным, чем обычно. Оно было как бы снабжено дополнительными средствами жизнеобеспечения, соответствующими новой среде. Ощущая на себе этот «скафандр», я не чувствовал смертельной угрозы, но был открыт неожиданностям, приключениям, причем скорее на уровне видений и чувств, чем событий. Я отдавал себе отчет в том, что реальность, в которую я попал — это не реальность неизвестной планеты, а психоэнергетическая реальность неизвестных мне ранее состояний сознания.