Женский голос неожиданно вывел Леви из этого лабиринта воспоминаний:
— Ой, милый, да ты что, из тюрьмы что ли освободился?! — Подошедшая женщина слегка испуганно рассматривала левин потрёпанный, казённый гардероб.
— А где ты сидел, милый? А сколько? А хочешь ли покушать? — другие женщины-сотрудницы подтягивались к стойке, по-матерински сочувственно разглядывая Леви. Они дружно взяли упирающегося Леви под руки, привели к себе в кабинет, накормили, попричитали и, собрав еды, вопреки протестам, дали этот продпаёк ему с собою в дорогу. Эти добрые, русские женщины! Они стояли и рассказывали, как бы сами себе: А у меня вот сын сидит за то-то и за то, а у меня муж… У кого-то брат. Не встречал ли случайно?
«Милые и сильные русские женщины, кого видели вы тогда во мне, исхудалом и измождённом? Своего мужа? Брата? Сына?» — думал Леви, сидя в самолёте у иллюминатора и поглощая ножку куры с картофелем, такое царско-сказочное блюдо! Самолёт летел сквозь облака, мягко и тихо. Не было времени, не было волнений, было лишь счастье, которое Леви ощутил впервые за свои двадцать три года…
Он смотрел через этот кружок на синеву, белые барашки и на душе было тепло и блаженно. Леви вспоминал ту тюремную сибирскую больничку, в которой он находился в феврале этого года, такие же солнечные и приветливые дни, как он лежал на койке с учебником также у окна, через решётку смотря на переливающиеся на солнце сосульки, переполненные весенним эликсиром; сосульки капали этим эликсиром на снег и извлекали из сугробов бодрящую музыку, именуемую капелью. Тогда ему в палату принесли пересмотренный приговор Верховного суда СССР: вместо изначальных 14,5 лет лишения свободы приговор был пересмотрен и срок так пересчитан, что Леви должен был покинуть эти места уже в мае. Чуду было трудно поверить. Леви ходил, как околдованный: эта сибирская весна, приветливое солнышко, призрачная музыка капели, и вот… Почти Освобождение. Время перестало существовать. Через сколько-то дней в палату вошёл офицер из спец. части, назвал фамилию Леви -
— Распишитесь, осуждённый. Руки у Леви дрожали, сердце готово было разорваться от напряжения: неужели ошибка?! И в этом письме лежит постановление-подтверждение того, что Леви всё же будет должен сидеть свой срок до конца. Леви разрывал конверт, а пот капал на листок-постановление, ложась на него, маленькими лупами — круглыми сферическими каплями. Когда Леви сумел взять себя в руки и сконцентрироваться так, что б слова не размывались, то он прочёл, что Верховный суд ещё раз произвёл различные арифметические действия, и … Ещё одно невероятное, невозможное чудо — по новому постановлению освобождался теперь он не в мае, а в марте! То есть, вот-вот.