Из коллекции Брюля пришли и два гениальных портрета Рембрандта: «Портрет учёного» (1631) и «Портрет старика в красном» (1654) – шедевры позднего Рембрандта. В них много мудрости и много печали. Вглядываешься в лица этих людей – и открывается удивительный мир чувств, переживаний, глубочайшего смирения и терпения перед превратностями судьбы.
«Портрет учёного»: умное лицо, взгляд чуть встревоженный, удивлённый. Кажется, его что-то отвлекло от занятий или наоборот – он почувствовал, что ему открывается новое, неизвестное знание, он готов записывать свои мысли. На столе – открытая книга. Амстердам в XVII веке – центр книгопечатания, но Рембрандт часто изображал на своих картинах рукописные книги, в них чувствуется дыхание человека, его энергия. Книга – символ жизни, символ тайных знаний и мудрости; книга спасает от одиночества.
«Портрет старика в красном» – поздний Рембрандт. Художник переживал не лучшие времена: много потерь, разочарований, мало заказов, много долгов. Он снимал дом на улице Розенграхт – её назвали «еврейским кварталом», где жили эмигранты из Испании и Португалии, бежавшие от инквизиции. Рембрандту нравились соседи, он любил с ними разговаривать, наблюдать за их жизнью, узнавать их традиции и обычаи. Один из ближайших друзей Рембрандта и любимых собеседников – главный раввин Амстердама Менаше бен Исраэль, один из умнейших людей своего времени, его учеником был Барух Спиноза. Рембрандт изучал каббалу, иврит, Ветхий Завет и беседы с Исраэлем увлекали художника, открывали ему новые смыслы в жизни и в искусстве. Он размышлял о героях Библии, о законах бытия, о достоинствах человека. «Не говорите – время идёт. Безумцы – это вы проходите». Старик в красном, вероятно, сосед Рембрандта. В его глазах много мудрости и много печали, а удивительное сплетение света и тени создаёт ощущение живого таинственного существования. Почему у старика такой грустный взгляд? Может быть потому, что он видел слишком много людей.
«Всепроникающий свет, который создал Всевышний в дни творения, а затем сокрыл, так что увидеть его могли только избранные, и Рембрандт – один из них» (раввин Авраам Ицхак Кук).
«И чередом перед ним пошли аптекари, солдаты, крысоловы, ростовщики, писатели, купцы – Голландия смотрела на него, как в зеркало. И зеркало сулило правдиво – и на многие века – запечатлеть Голландию и то, что одна и та же вещь объединяет все эти – старые и молодые – лица, и имя этой общей вещи – свет» (Иосиф Бродский).
«В этих экзотических голландских евреях жило ещё дыхание еврейской традиции, жило ещё многое, что отдавало Востоком и отзвуками далёкой их родины» (Леонид Пастернак).