Я перебила в том смысле, что она ошиблась.
На это Марго расхохоталась хорошо поставленным смехом, после чего сказала: — Уж не думаешь ли ты, что я ослепла или оглохла? Я на полянке всё хорошо видела.
Я стала заикаться: — На какой полянке?
— А на пикнике этом вашем идиотском! — Со злорадством воскликнула она.
Я пролепетала, что Кирилла же на пикнике не было.
Тогда Марго опять расхохоталась страшным смехом и патетически объявила: — Я знаю всё про своего сына!
— Сына? — Переспросила я, изобразив в своём голосе предельное удивление. Потом не удержалась и добавила: — Слушай, у тебя все дома?
Она молчала, я слышала в трубку только лёгкое шипение. И я поддала: — Какой Кирилл тебе сын?
Павлуша, мне очень стыдно, рассказывать тебе дальше. Как могла я вылить на голову этой несчастной да ещё чокнутой в придачу весь свой сарказм, всё зло, которое накопилось внутри за день, а, может быть, за все последние годы! Обвинила человека во всевозможных грехах… Видел бы ты меня в раже! Я так орала, что Кирюшка прибежал успокаивать. Только его появление меня немного отрезвило. Я отдышалась и сказала, что если Марго собирается меня шантажировать, то нашла для этого неправильного человека. А если она намекает, чтобы я отдала ей мальчика, то слишком поздно о нём вспомнила. В заключение, я заверила её, а на самом деле, разумеется, скорее — себя, что сына ей не видать, как своей игривой задницы, чтоб даже не надеялась и убиралась в свой Бостон подобру-поздорову.
Да, показала я тихую Кларочку, ничего не скажешь. Как будто, чёрт меня накрутил и с цепи сорвал: слишком уж завелась. Ну никак не могла остыть. А Марго только шипела в ответ и, если порывалась что-нибудь вякнуть, то я не давала ей даже слова вставить. Такой, например, представлял ли ты себе меня когда-нибудь?
В результате бардесса бросила трубку. Так я и не знаю, что этой женщине от меня надо. Грозит — не грозит, шантажирует — не понятно.
Но этим дело не кончилось. Через десять минут она опять позвонила и стала просить и умолять о встрече. Наверно, не стоило соглашаться, но опять победило моё пресловутое любопытство. Договорились, что завтра она ко мне в ланч приедет поговорить и постарается вести себя прилично.
Павел. 11 июля, вторник, 22–14
Насколько я помню, евреи первыми предложили идею божества единого и всеобъемлющего. И человечество, в конце концов, идею эту приняло. Правда, с поправкой: между человеком и богом сформировалась прослойка как бы полубогов, институт «святых угодников». Когда человеку нужно подать прошение в «небесную канцелярию» (прошение такое называется молитвой), он, человек, не врывается без стука в кабинет директора (бога, то есть), а обращается в секретариат, к одному из «угодников», или к начальнице секретариата, старой деве — Марии (ну, очень старой деве), излагает свою проблему и просит принимающего прошение заступиться за него, человека, перед богом. Если результат окажется отрицательным, то есть, в просьбе отказано, проситель будет думать, что это он сам виноват, что недостаточно ясно изложил или недостаточно убедил своего «угодника-заступника». И только еврей с богом один на один, и тут уже никаких вариантов: или сам дурак, или… Это я к чему все? А к тому, Клар, что если уж тебя (тебя!) в «верхнюю палату» не пустят, то значит, в этой «палате» вообще пусто. И нерадивому администратору, отвечающему за размещение прибывающих туда на ПМЖ, очевидно, пора на пенсию. Со всем его штатом. А любопытно, в какой из «палат» сейчас Зина с Олегом? Или они все еще в фойе у стойки, ждут Петра с ключами, на обеденный перерыв отлучившегося?