Да нет никакой такой особенной «веры в человечество». Я же, наоборот, говорю, что мы все не святые. Табу, тем не менее, есть. А радио я и не слушаю никогда. Неинтересно, ей-богу.
Кирюшка был абсолютно беззащитным перед отцом и Зинаидой, то есть, фактически, перед законом. Тем не менее, убийца — кто угодно, но только не мальчик. За это я голову положу. Даже, если оказалось бы, что он очутился всё-таки на полянке каким-то странным образом, а потом не менее загадочно исчез, убить он не мог. Выстрелил — так обязательно бы промахнулся.
Что же получается? Значит, Мишку ты из подозреваемых исключаешь? Только потому, что он любил Зинаиду? А мужа её он, по-твоему, тоже должен был любить? Кстати, откуда ты знаешь, что Олег не был пьян в ту ночь? Ты его видел? И ты точно знаешь, что покойница ему не надоела, как мне салат из капусты? Как ты рассказываешь, там любовью и не пахло: обыкновенная страсть. И, кстати, откуда у нас уверенность, что оба убийства совершены одним и тем же лицом? Почему не могло быть двоих убийц: один грохнул Олега, второй — Зинку? Или так получается, что слишком много убийц в нашем «интеллигентном», как ты его называешь, круге.
Ох, и надоело же мне всё это. Ох, и страшно же. Предчувствие скверное, как бы ещё жертв не было. Боюсь я Пашка, ужас, как боюсь! Пишу, как заикаюсь. Сама вижу, что сбивчиво, но уж очень я воспламенённая какая-то сегодня.
Клара. 12 июля, среда, 10–20
Павлуша, какой ужас! Только что звонил Порфирий. Марго умерла! От чего — ещё никто не понял. Вроде бы, выпила слишком много снотворного. Или подсыпали ей? А кто? И почему? Вообще-то, баба она неуравновешенная, сумасшедшая поэтесса, такая вполне могла покончить с собой. Короче, всё по-прежнему идёт по Агате. Ещё один труп, ещё одно расследование, ещё одно непонятно, что.
Паша, ты что-то не пишешь, а я боюсь. Трясусь от страха, Пашка. Что ещё будет? И мне мерзко, что я на человека в последние его часы вылила столько дерьма! Весь вечер потом чувствовала себя не в своей тарелке. И так не в себе, а тут ещё Марго. Хотя бы не звонила мне перед смертью! Мы пошли с Кирюшкой прогуляться по вечернему Фриско, так мне на каждом повороте чудились какие-то тени. Ох, как страшно, Павлуша! За Кирилла боюсь больше всего. Всю ночь мерещилось, что она придёт и украдёт. Достали меня за ночь «кровавые мальчики». И наплевать на повторы! А утром — новости.
Порфирий подробно расспрашивал о вчерашнем телефонном разговоре. Я рассказала всё, как на духу. Какие-то странные замечания он делал про Мишку и вообще.