Разорение и ограбление городов и всей страны сочеталось с периодическими казнями, проводившимися в столице. Им предшествовали самые изощрённые пытки.
«Смерть казалась тогда уже лёгкою, – писал Н. М. Карамзин, – жертвы часто требовали её как милости. Невозможно без трепета читать в записках современников о всех адских вымыслах тиранства, о всех способах терзать человечество. Мы упоминали о сковородах; сверх того были сделаны для мук особенные печи, железные клещи, острые ногти, длинные иглы; разрезывали людей по суставам, перетирали тонкими верёвками надвое, сдирали кожу, выкраивали ремни из спины».
Ужас и оцепенение сковали Русскую землю, парализовав волю народа, который за время существования опричнины не сделал ни одной попытки к сопротивлению. Террористическая диктатура, установленная Грозным, обстановка страха и беспрекословного повиновения власти стали первым шагом к установлению в стране крепостного права, превращению людей в говорящее орудие, на долю которых было оставлено только одно – рабский труд.
Опричный двор Ивана Грозного стал источником многовековых бед русского народа. Но сегодня, спустя четыре с лишним столетия, ничто уже зрительно не напоминает о страшном логове первого из российских правителей, возведшего геноцид в принцип политики. Сгорело дерево, ржа источила железо. Но осталось то, что нетленно, чего больше всего боятся коронованные убийцы, – письменное слово.
Этот населённый пункт в Подмосковье стал для Ивана IV вторым прибежищем после Опричного двора. Таубе и Крузе называли его монастырём и так описывали порядки в нём: «Сам царь был игуменом, князь Афанасий Вяземский – келарем, Малюта Скуратов – пономарём; и они вместе с другими распределяли службы монастырской жизни. В колокола звонил царь со своими сыновьями и пономарём. Рано утром в четыре часа должны все братья быть в церкви; все неявившиеся, за исключением тех, кто не явился вследствие телесной слабости, не щадятся, всё равно, высокого ли они или низкого состояния, и приговариваются к восьми дням епитимьи. В этом собрании поёт он сам со своими братьями и подчинёнными попами с четырёх до семи. Когда пробивает восемь часов, идёт он снова в церковь, и каждый должен тотчас же появиться. Там он снова занимается пением, пока не пробьёт десять.
К этому времени уже бывает готова трапеза, и все братья садятся за стол. Он же, как игумен, сам остаётся стоять, пока те едят. Каждый брат должен приносить кружки, сосуды и блюда к столу, и каждому подаются еда и питьё, очень дорогое и состоящее из вина и мёда, и, что не может съесть и выпить, он должен унести в сосудах и блюдах и раздать нищим, и, как большей частью случалось, это приносилось домой. Когда трапеза закончена, идёт сам игумен к столу.