— Я наведу справки, — сказал штатник. — Вышло очень неловко.
— Какое осторожное словцо, — заметил я. — Будто вы записную книжку обронили.
— Уже неважно, — сказал Бэрей. — В любом случае, размещение детей со станции на Аляске неприемлемо. Вадим из Москвы уже говорил, что хорошо бы сделать. Мы не хотим, чтобы вам пришлось заниматься нашими детьми. Мы не хотим зависеть от людей и Земли. Мы хотим место, где будем восстанавливать свой убитый мир.
— Вот даже как?! — наш аж сглотнул. — Это значит, не на три станции вы рассчитываете, а на весь Океан-2?
— В перспективе — да, — сказал я. — И мы, люди с Земли, на их стороне.
— Вы разрушили наш дом, — сказал Бэрей. — Нам же надо где-то жить.
— Под боком у нас! — вскинулся наш. — Агрессоры! Уже о реванше думаете?!
— Думаем о детях, — сказала Гэмли. — Нам нужно место, где мы сможем вырастить детей. И восстановить свой дом. Ничего больше не нужно от вас.
— Интересно! — скривился наш. — Нагишом, на голой земле?
— Мы выживем, — сказал Бэрей. — Если вы оставите нас в покое, мы выживем. Нам уже случалось начинать всё с нуля. Мы — дети смертельно опасного мира, мы умеем выживать.
— Но чуждая и агрессивная идеология… — снова заикнулся штатник, но на него нехорошо посмотрели соседи справа и слева.
— Давайте оставим в покое идеологию, — хмыкнул я. — Не уверен, что идеологию шедми могут обсуждать люди, очень поверхностно знакомые с предметом. Шедми просто вырастят детей в заботе и любви — и не мешайте вы им в этом, ради бога!
— А можно поговорить об этом с шедми? — спросила немка, представитель Евросоюза.
— Пожалуйста, — сказал я. — Почему бы и нет?
— Господин Бэрей, — сказала она, расширив глаза, — вы — коммунист?
Бэрей удивился, но фрау не заметила.
— Госпожа Канторек из Мюнхена, — сказал мой дивный тюленёнок, — я даже не понимаю до конца, какой смысл вы вкладываете в это слово. Разные люди называют «коммунизмом» разные явления.
— Вы уважаете частную собственность? — уточнила немка.
— Я не очень понимаю, как можно уважать собственность, — сказал Бэрей. — Я уважаю разумных существ. А они, по моему разумению, собственностью быть не могут.
В зале начали хихикать.
Немка значительно посмотрела на штатника. Штатник растерялся окончательно.
— Некоторые называют «коммунизмом» братство обитателей всего мира, — продолжал Бэрей. — Равенство перед законом. Творческий труд на общее благо. С этой точки зрения я «коммунист». Но я слышал, как другие люди называли «коммунизмом» насилие группы над всем остальным обществом, жестокое обращение с себе подобными, ещё какие-то непонятные нам вещи… вроде подглядывания за поведением других, чтобы сообщить всем, что эти другие ведут себя неправильно. С этой точки зрения я не «коммунист». И я вас уверяю, люди: никто из нас не станет учить детей жестоко вести себя друг с другом. Это вообще не в наших традициях.