Лучше блюдо зелени, и при нем любовь, чем откормленный бык, и при нем ненависть.
О, спасибо, Архента. Это же из Библии?
Из Притч, да.
Вот и отлично. Давай спать?
Ты говоришь стих из Библии, значит, ты не демон?
Вот что я не демон — это точно, а то я бы этому Филипку горло бы перекусила. Жаль, но нет.
А кто же ты тогда?
Ну, проще всего, наверное, сказать, что я призрак. Жила-была женщина, попала… Эм, Попала под лошадь. Умерла. Бог с сатаной посовещались и говорят — ступай обратно в жизнь, сделай там уже что-нибудь плохое или хорошее, а то мы определиться не можем.
И что?
Ну и вот.
То есть ты не боишься ада?
За что? За то, что тебя спасаю? Да мне еще награда полагается. За малых сих. Ладно, все это пока вилами на воде писано, спасемся мы с тобой или нет. Надеюсь, конечно, что никто не догадается мальчонку допросить, а так-то искать тебя должны на дороге в Буэнос-Айрес, а не в соседском саду, конечно.
Тем временем начало светать. Так, из дупла глядя, полное впечатление, что я в глухом лесу. Птички какие-то свищут, на ветках дерева напротив — полно цветов. Курорт, ваще.
Ты обещала рассказать про Василису-искусницу и что там у нее с рукавами.
О! Все равно сна ни в одном глазу. Слушай.
Хосе, молодчина, действительно выждал до вечера. Принес лепешку с начинкой, горячую.
— А ты сам?
— Я одну съел, а со второй убежал. Я всегда так делаю, хоть Пепа и ругается.
— Ха-ха. Ну, хорошо. Что там в доме?
— Весь день ездили туда-сюда. Завтра, говорят, полицейскую собаку приведут. Матерь божия! Собаку. — Таааак, Хосе, помолчи две секунды. Мне надо подумать. Так. Погоди. Архента у меня внутри визжала от ужаса, и страшно мешала думать. Я мысленно цыкнула.
— Хосе, слушай, ты дальняя почта, она же возле железной дороги, ты говорил?
— А. Ну да.
— Слушай, а у тебя какая-нибудь обувь вообще есть? Твоя собственная? — Конечно, — удивился он, — только я ее сейчас не ношу.
— Смотри. Надо обмануть собаку. Сможешь?
— А как? — Я сейчас дам тебе свои туфли, ты с ними в руках добежишь до дома, там надень их на свои, прямо сверху, и беги в них до железной дороги. Там ты их сними и брось на рельсы, свои сними и возьми в руки, и со своими ботинками в руках беги домой. Но это надо сейчас делать, пока еще не совсем темно. — Ха! — Погоди. Слезай, мне тут надо еще поколдовать немножко. Мальчик скользнул вниз, как обезьянка, а я вытащила из-под травы туфельки. Простая кожа снизу, тряпочка с завязочками сверху. Под архентин мысленный крик «что ты делаешь????» я засунула руку под юбку и потерла ей у себя в паху, глубже, еще глубже. Хм, детка, а ты умеешь возбуждаться. Ее заколотило от отвращения. Тссс, тсс, это для дела. Я обтерла руку о кожаную подошву одного тапочка, тыльную сторону — о второй. Должно быть нажористо, на собачий-то дух. Обтерла досуха по ткани, сбоку, там и сям. — Вот, на. Пока не обувай, неси в руке, обуешь возле дома, хорошо? Только чтобы не видели тебя!