Метис вошел внутрь, на него обернулись. Так-то публика была в основном белая, хотя в декламациях регулярно участвовали несколько мулатов, в частности доктор Роза, которому никто бы не посмел и пикнуть о расовой чистоте, поскольку каждый второй ребенок в городе рождался именно в его руки. Но лицо с афро чертами в городе встретить было легче, чем с чертами индейскими. Это там, на севере, в Канаде, всякие благородные делавары, у нас тут индеец — как в моей прошлой жизни чукча. Чукчи же тоже были люди неплохие, вопрос общественного мнения.
Я зашла, села на заднем ряду. Ко мне тут же вынырнул откуда-то Хосе и быстро изложил свежие сплетни. Ну, как обычно, два конкурирующих декламатора не могут решить, в каком порядке они будут выступать, и тиранят бедного Винсенте. В первых рядах зашумели.
Движуха, культура, красота. Не подрались бы. Но притихло. Вышел тот декламатор, что постарше — инженер, высокий мужчина, костистый, с линкольновской бородкой и принялся читать что-то такое современное, обращаясь приемущественно в левый угол зала, где сидела его всегда смущенная и восхищенная супруга. Ну, такие вот у людей закидоны. Кто-то серенады поет, а этот вот так. Молодец мужик, уважаю. Красивое что-то читал. Голос поставлен, слушать приятно. Народ говорит, на стройках своих он так орет, что лошади приседают. А тут — ничего, без резких нот. Притихло. Инженер сошел с помоста и уселся рядом с женой. Хорошо бы Винсенте догадался воткнуть кого-нибудь между этими двум конкурентами, второй был торговец говяжьми шкурами, я надеялась под культурное участие стряхнуть с него помощь для медицинского училища, так что портить отношения не следовало.
На помост поднялся метис. Публика примолкла. Метис спрятал руки за спиной, откашлялся и ровным, не слишком громким голосом принялся читать. Я хмыкнула, полезла в сумку, достать носовой платок, и вдруг зависла.
Что, что он сказал?
Так же нельзя сказать по испански.
Или можно?
Что, блин, он сказал?…
Сумка упала на пол. Я поняла, что встала и слушаю стоя. Все равно, черт возьми, слышно не всё.
Вот это да, парень.
Вот это да.
Это было всего одно стихотворение, хотя довольно длинное. Он замолчал, постоял, слепо глядя куда-то вверх. Повисла полная тишина. Тут я сообразила, что сейчас будет, повернулась к Хосе и тихо прошипела, — найди мне карандаш! Бегом! — Хосе кивнул, кинулся с топотом, публика вздрогнула, человек на сцене отморозился, оглядел всех, как будто не понимая, как сюда попал, коротко поклонился и пошел вниз. Я подняла сумку и кинулась к дверям, шаря в сумке свободной рукой. Есть!