— Спасибо, сеньор, — сказала я, — забрала книжку и карандаш и благосклонно улыбнулась, хотя Архента тихо пискнула.
Не надо улыбаться! Ну как не надо, хороший поэт — штука редкая.
— Сеньор, вы же придете еще? У вас есть еще стихи?
Он шагнул назад и заморгал.
— Еще?.. Сюда?… и вдруг беспомощно улыбнулся, — хотя да. Приду. Стихи есть.
Я кивнула. Метис ушел. Я вернулась на свое место, помахала в воздухе карандашом. Надо, чтобы Хосе вернул его хозяину. После скотопромышленника выходили читать брат и сестра, дети начальника железнодорожной станции. С одной стороны, девица на сцене — это был сущий эль шкандаль, но с братом вроде и почему бы нет, да я еще и подсказала им, как выбирать репертуар, и они шпарили то диалог леди Макбет с мужем, то спор Лауренсии с отцом из «Фуэнте овехуна», в общем, избегали всякого намека на эротику. Девчонку пёрло от выступлений так, что пол дрожал, ну и брат старался не отставать. Даже жаль было, что их некуда дальше продвинуть, но, с другой стороны, нам же и лучше.
Под конец — можно было бы сказать под занавес, но у нас никакого занавеса же и не было — вышел местный поэт, прочел новенького о благочестии, ему жиденько похлопали и разошлись. Я подошла похвалить Винсенте за то, что он сообразил впихнуть залетного метиса между двумя спорщиками, и обнаружила, что мальчик чуть не плачет.
— Ну почему?
— Что, Винсенте?
— Ну почему так… так делать словами нельзя научиться? Это же… — Он густо, малиново покраснел и замолчал.
Ха, мальчик. Ты хотел сказать, что испанский язык только что, на твоих глазах, обкончался под каким-то оборванцем, а ты и вполовину так не сможешь — но сообразил, что пытаешься это сказать даме?
— Совсем так — нельзя. Но улучшить то, что имеешь — можно.
— А кому-то… Кому-то дается сразу!
Эх, дружок. А кому-то сразу задаром даются персиковые щечки и шоколадные локоны до лопаток. Никто не ценит того, что имеет.
— Это правда. Жизнь — боль.
Винтенте вскинул пушистые ресницы.
— Это чей афоризм?
Твою ж мать. Эээ.
— Будды Шакьямуни.
Винсенте полез в свою записную книжку.
— Как-как?
Я мысленно возвела очи горе, но продиктовала, приблизительно. Архента понятия не имела, как это пишется по-испански, а мне-то откуда знать?
— Но это не точно, может и иначе пишется. Поищи в энциклопедии или истории Азии, что найдешь. Будда — то точно, а Шакьямуни, может и иначе.
— А вы это в английских источниках видели?
Блин. Архента, ты знаешь английский?
Немножко. Французский лучше.
— Нет, во французских.
— А, ну, с их правописанием все что угодно может быть, — понял Винсенте, поставил вопросительный знак, закрыл книжечку.