СХРЕНАЛИ?
Ну… Наверное, не ударит. Но уйдет?
Блин, куда он теперь от тебя уйдет-то.
— Ты опять ждешь какой-то подлянки? — спросил он, поднявшись на локте.
— Ну. Да. Я не нарочно.
— Ох. Слушай меня. Ты опутана болью вся, как черной паутиной, с ног до головы. Но ты же уже чувствуешь, что она уходит под моей рукой, верно?
Она серьезно задумалась. Потянула его за руку, положила себе на левый висок. Подождала. Подняла ладонь. Положила обратно.
— Да. Чувствую.
— Я смотаю с тебя всю паутину на свою руку, а завтра уеду в холмы, разожгу огонь и суну руку в него. И все сгорит.
— И рука сгорит! — в ужасе запротестовала Архента.
— Паутина горит быстрее человеческой руки, поверь мне.
Она вдруг зевнула, повернулась набок, подтянула колени, схватилась за его кисть двумя руками.
— Подожди, — сонно сказала она, — я пока больше не могу. Я сейчас.
И настало утро.
Она приподнялась на локте, все еще наполовину во сне, и некоторое время наблюдала, как посреди ее комнаты стоит, застегивая штаны, Ноэнта. Он наклонился за рубашкой, надел, стал застегиваться.
— Ты уже уходишь? — ахнула она, вдруг сообразив, что ей все это не снится.
— Я тоже не люблю мочиться в кровать, — проворчал он.
— А! Через заднюю дверь, за синим сараем.
— Да поди найду уж.
Он обулся, открыл дверь и остановился, глядя куда-то вниз.
— Хм.
— Что там такое?
— Сейчас увидишь, — он на шаг вышел в коридор, нагнулся, поднял что-то с пола и вернулся к постели. Поставил прямо на постель поднос. Кувшин с водой. Открытая, но не начатая бутылка вина, два стакана. Что-то, накрытое чистым полотенцем. Она подняла край полотенца. Нарезанный хлеб и говядина, тоже заботливо нарезанная.
— Мне оставь немножко, — сказал он и вышел.
Пепа?
Ну конечно. Детка, мне рвет мимимиметр от этой нарезки и этой бутылки.
Э?
Неважно. Встанешь, расцелуй ее в обе щеки и скажи что она лучшая Пепа на свете.
Я и так собиралась.
А пока сходи-ка, детка, в свою умывальную комнату… Раз уж мы решили беречь постель.
Она расхохоталась и встала. Посмотрела на груду одежды, лежащую рядом в кроватью, мысленно махнула рукой и пошла как есть. Благо, недалеко, дверка прямо из спальни. Тут это все оборудовал еще дядюшка Юсебио персонально для тетушки… Архента подумала об этом с новой для себя стороны и покраснела.
Когда она вернулась обратно в спальню, Аррэтхе сидел на краю кровати с куском мяса в руке и стаканом в другой.
Я голая.
И что?
Да непривычно просто. Но ты права.
Мы стояли, прижавшись спиной к двери под его взглядом, восхищенным и ошарашенным одновременно.
Как будто он сидит… на улице, ест свой бутерброд, а тут я такая из-за угла голая вышла.