— Я кое с чем вчера не закончил, — спокойно сказал он.
— С чем?
— Ты вчера… Не успела.
— Не успела… Что?
Сейчас он тебе покажет, что ты вчера не успела. Эх. Я бы отвернулась, если бы могла.
Не уходи!
Да я бы и с радостью, но как? Не волнуйся, детка, все будет хорошо. Я бы оставила вас вдвоем с чистой совестью, правда.
И все правда было хорошо. Как его провели, он догадался уже ближе к вечеру, после того, как мы опять проснулись.
— Сегодня мне придется уехать к своим, — сказал он, глядя в потолок, — надо отвезти им денег и снова попробовать уговорить сестру перебраться в Буэнос-Айрес.
— Зачем?
— Мне там дали постоянную должность при государственной библиотеке, с правом на командировки. Работа вполне понятная, оплошать трудно, опыт, спасибо сеньору Онганья, есть. Моей сестре никогда больше не придется работать. У нее будет дом с деревянным полом и настоящей печью, а мои и ее дети будут учиться в школе. Ну и сейчас мне приходится возить им деньги в руках через пол-страны, у них же там ни почты, ни банка, ничего, а это непросто, когда где-то постоянно работаешь.
— Ты так говоришь, как будто это не всё.
— Я не могу пока понять, как быть при всем при этом твоим мужем.
— У меня никогда не будет мужа, — ласково сказала она.
— И кто же я тебе тогда? Случай? Ведь ты же явно не из тех, что превращает мужчину в болонку на подушечке — ну то есть даже если бы я для этого годился.
— Не случай, — задумчиво сказала она, — нет. Не случай. И проблема не в том, что мы из разных… разных обществ. Это-то люди могут решить.
— В чем тогда дело?
— Ты знаешь, что я убила своего мужа?
— Да ладно. Пепа рассказала всему Сан Луису, как было дело.
— Пепа кое-чего не знает. Его убила я. А не заподозрили меня потому, что по заключению врача и акушерки (я почувствовала как его, секундой позже, передернуло. Он понял) я была не в том состоянии, чтобы кого-то убивать. Не больше, чем потрошеная курица. Но это была я.
— Ну не каждый же муж таков, как твой первый, Архента!
— Да не в этом дело вообще.
Как ему объяснить?
Да вот.
О. Точно.
— Слушай, у тебя есть знакомые старые негры? Которые еще застали рабство?
— Один есть, да.
— Представь, что он сказал бы, если бы его позвал обратно в рабы хороший, умный, добрый человек. Хороший хозяин. Заботливый.
— Убьет, я думаю.
— Ну.
— Но погоди, — запротестовал он, — но что тут общего? Брак — это… Это же совсем не то же самое.
— Подумай сам. Если ты будешь моим мужем, ты не сможешь меня изнасиловать. Никогда. Потому что все, что ни делает муж с женой в спальне, все в его праве. Когда Альварес умер, надо мной все квохтали, «бееедная растерзанная девочка», но пока он был жив — никто ухом не повел. Сейчас я хочу дать отцу денег, чтобы поправить его дела — иду в банк и даю. Когда я была замужем, даже такого понятия не было — мои деньги. За полтора года в браке я не распорядилась сама даже одним сентаво. Сейчас я живу в том городе, который мне нравится, разговариваю с теми людьми, которые мне нравятся и отворачиваюсь от тех, что нет. Пока я была замужем, все решал муж и всем это было нормально. Даже если бы муж был хороший человек и советовался бы со мной, прежде чем переложить меня из одного кармана в другой карман — я оставалась бы его имуществом. Я не вижу разницы, серьезно.