Отец Тимофей заговорил сам. Точнее, даже не заговорил, а забурчал:
– Нет, что делают, а? Что делают? Стыдобища-то какая! И глупость! Ведь хотят, поди, как лучше, а получается стыдобища! Глупость человеческая она опасней злобы: злоба – та сразу видна, а глупость таится, подлая, прикидывается… Да кем только не прикидывается…
Ариадна ничего не поняла, но расстроилась из-за печального волнения отца Тимофея. Опять же ни о чем не спросила, рассудив: захочет – сам расскажет, а нет – так и чего понапрасну воздух словами колебать?
Удивительно: в той, московской, жизни она языком молола много, бесконечно. Казалось, если ты молчишь, тебя никто и не заметит, получится, что тебя как бы и нет. А в Забавино чем меньше говорила – тем наполненней представлялась жизнь.
Отец Тимофей поднял на нее сердитые глаза:
– Чего молчишь-то?
– Переживаю за ваши переживания, – честно ответила Ариадна. – Хотя суть их понять и не умею.
– Ачего переживания? Чего? – Тимофей вздохнул. – Стыдобища одна, говорю же. Человек принес в Храм книгу… Толстая, убить можно такой, если рассвирепеть… Не припомню названия… Православное что-то такое… Не помню, – старик усмехнулся: – Слово стало модным: «православный». Раньше «коммунистический» в моде было, теперь «православный». Что там в суть слова никто особо не вдумывался, что, похоже, тут не вдумываются…
И снова замолчал отец Тимофей, но тут уже Ариадна все-таки решилась спросить, чтобы понять окончание истории:
– Так, а стыдобища-то в чем?
– Так, а в чем? Приносит книжку. Издана шикарно. Про православие людям, значит, решили рассказать. И вот пятьсот страниц понаписано про то, как устроен Храм, про посты, про Евангелие… И сто страниц – в пять раз менее! – про то, кто может назвать себя христианином, что такое грех, что такое совесть и в чем суть молитвы… Пять страничек про совесть. Пять! И десять про устройство Храма. Не стыдобища ли?
– Так разве ж про Евангелие святое и про устройство Храма не важно знать?
– Да важно, конечно, важно! – Отец Тимофей аж взвился из-за стола. – А про совесть не требуется? А про грех? А про правду и ложь?
Знала Ариадна: не любит отец Тимофей, чтобы она с ним спорила. Да и нелепое дело: с отцом Тимофеем в споре столкнуться, он ведь всяко прав окажется. Причем не голосом возьмет, не давлением, а логикой безупречной и ясной. Всегда так было.
Однако не выдержала и спросила. Точнее, попробовала спросить:
– Но ведь… Я не знаю, как сказать… Вот, например, устройство Храма или правила поста… Эти, так сказать, формальные вещи, но они же важны…
И тут же замолкла под буравящим взглядом отца Тимофея.