Потом он спросил маму, перебивая ее разговор со скотницей:
— Мама, а ты лошадей не забыла напоить.
— Нет, нет, сынок, напоила… а второй раз буду поить попозже…
И когда Семке уж совсем нечего было делать, он садился рядом с конюхом, толкал его в бок и просил рассказать что-нибудь интересное.
А конюх за всю свою долгую жизнь знал много историй и случаев, именно связанных с лошадьми, но только происходившими в его селе Старовойтово, а больше он нигде и не бывал.
Вот так, всю свою жизнь Захар провел на этой конюшне. Он был даже постарше родителей Даши, Семкиной матери, и помнил, как они уходили в мир иной один за другим. Он потерял счет времени и своим годам, он даже был постарше и самого помещика Ильи Андреевича, помня его еще мальчишкой. В людской он также многих пережил. Там многие уходили к праотцам раньше времени тяжелого непосильного труда, будучи крепостными.
Захар пережил несколько «поколений» лошадей, если так можно выразиться применительно к лошадям. Вот и сейчас, почувствовав легкий толчок в бок, Захар открыл глаза. Рядом сидел Семка и всем своим видом просил конюха что-нибудь рассказать. Захар так полюбил Семку, что ни в чем ему не отказывал. Он обнял мальчишку, прижал его к себе и решил рассказать ему самую удивительную историю, произошедшую с ним очень давно. Захару и самому в это не верилось, но ведь это было, и запомнилось ему на всю жизнь…
Когда Захарке было 6–7 лет, у помещика, то есть у отца Ильи Андреевича было еще больше лошадей, наверное, более тридцати. И каждый летний вечер после трудового дня лошадей на отдых перегоняли на ночное пастбище. А до пастбища их загоняли в заводь, отходящую от речки в виде рукава. Там их поили, купали, чтобы смыть пот от тяжелого труда. Лошади сами знали дорогу, в глубоких местах переплывали, а где помельче, просто переходили по воде на другой берег в сторону мелколесья. И там их встречал пастух ночного пастбища.
Отец Захарки тоже был конюхом. Он сопровождал табун верхом на лошади, а передав лошадей пастуху ночного пастбища, возвращался домой пешком в людскую. На этом его трудовой день заканчивался, а в конюшню приходил сторож….
На этот раз отец решил взять с собой Захарку. Паренек уверенно сидел на лошади и нередко просил отца взять его с собой перегонять табун. Отец посадил Захарку на спокойную кобылу, и они отправились в путь.
Возглавлял табун, как всегда жеребец Гром, прозванный так за свое громкое ржание. Он первым вошел в воду, а за ним поплыл весь табун. Кобыла, на которой сидел Захарка, держалась чуть сбоку и не плыла, а просто по воде переходила заводь. Отец ехал последним и внимательно наблюдал за табуном, все ли лошади переплывали-переходили на другой берег. Порой табун растягивался на всю заводь, занимая всё водное пространство.