– Я назвал тебя тем, кем ты являешься, – презрительно, словно выплюнул слова, произнес эльфар.
– И что это значит? – спокойно спросил чернокожий. – Это оскорбление?
Эльфар пожал плечами.
– Понимай как хочешь. Моя госпожа…
– Твоя госпожа сейчас тебе глаз на жопу натянет! – грозно прозвучало за его спиной, и эльфар сжался, опустил голову и опасливо обернулся. За его спиной стояла Ганга и, уперев руки в бока, возмущенно смотрела на эльфара. Она успела набраться крылатых словечек от своего жениха и теперь пустила их в оборот.
– Ты, недоумок, кого из себя строишь? А? – надвигаясь на снежного эльфара, спрашивала она, и ее ноздри воинственно раздувались.
– Простите, госпожа Ганга, но… что я такого сделал? Я лишь передал меч этому хуману. И все…
– Как ты, урод, разговаривал? Считаешь себя выше человека?
Тут в снежном эльфаре проснулась и возмутилась его родовая гордость. Он выпрямился, задрал подбородок и произнес, как ему казалось, весьма внушительно:
– Да! Мы, снежные эльфары, выше людей и по уму, и по рождению, и по способностям…
Удар кулака по лицу опрокинул снежного эльфара на песок. Он упал, ухватившись руками за лицо, и тихо завыл.
– Хочу посмотреть, как ты справишься в пустыне без меня и этих людей, выскочка. Счастливо оставаться, высокий. Ха-ха!
Ганга хохотнула и обратилась к удивленному таким поворотом событий Ремсурату.
– Не помогайте этому дураку. Пусть сдохнет тут.
Жажда жизни у снежного эльфара оказалась сильнее гордости. Он поднялся на четвереньки и пополз к ногам Ганги.
– Госпожа! – подвывал раздавленный ударами судьбы Шав. – Не бросайте меня…
– Вон люди, их проси о помощи, скотина, – оттолкнула ногой эльфара орчанка. – А мне ты не нужен. Лишь обуза.
– Не бросайте меня, госпожа, я буду вас развлекать и петь. – Он от отчаяния встал на колени и, прижав руки к груди, неожиданно мощно и красиво запел на высоком эльфарском языке.
Снежные шапки родных гор
Чисты и светлы, как твоя душа,
Любимая моя.
В ясных глазах я вижу лишь укор,
Который прошелся по мне, все круша.
Ганга ошалело уставилась на снежного эльфара.
– Шав, ты с ума сошел? – спросила она. – Какая я тебе любимая?
– Это песня моего народа, госпожа, я хотел растопить лед вашего сердца…
Лу Мин, стоявший поодаль, тихо спросил Ремсурата:
– Ты слышал, какую ужасную казнь она хотела применить к этому несчастному горцу? Это как же так надо исхитриться, чтобы глаз на зад натянуть? И как ты думаешь, он видеть сможет?
– Не знаю, – буркнул тот. – Я понял, что все трое не являются людьми.
– Не люди? А кто?
– Не знаю. Но этот горец красиво поет. Только непонятно о чем.