Только Делла знала, как сильно она мечтала стать частью семьи, стать нужной. И вот свершилось. Эти красивые, разумные, уравновешенные люди поднимали бокалы и произносили ее имя, словно она одна из них.
– Думаю, сейчас самое время внести торт, – объявил Чарли. – Когда будешь готова спеть, начни, а мы присоединимся.
И вот так ее счастье улетучилось.
– Хорошо. – Нужно что‑то сказать, что угодно, лишь бы услышать собственный голос.
«Все будет хорошо», – успокаивала она себя. В конце концов, всего шестнадцать слов.
И нет ни посторонних, ни прожекторов. Просто небольшой семейный праздник. День рождения Арчи.
Дора взглянула на его личико, чувствуя прилив любви. Его глаза расширились от восхищения, когда официант зажег свечу на красивом торте в форме обезьяны.
У нее заколотилось сердце. В солнечном свете пламя свечи выглядело странно ярким. Слишком ярким. Дора попыталась открыть рот, но ее охватила скованность, проникая в кости, парализуя дыхание.
Арчи.
Она попыталась повернуть голову, понимая, что, если увидеть его глаза, все будет хорошо. А он пристально смотрел на свечу.
Остальные, молча, взирали на нее.
Дора ощущала их взгляды, впивающиеся в нее с любопытством, хуже того, их осуждение. Внезапно сердце забилось так сильно, что стало трудно дышать. Она почувствовала головокружение. Тонкая липкая паутина тьмы душила ее. Вдруг где‑то поблизости кто‑то начал петь незнакомые слова на самую знакомую мелодию в мире.
Чарли. Его голос был глубоким и уверенным. А потом запели все. Арчи захлопал в ладоши.
Дора заставила себя улыбаться так, что стало больно. Она нуждалась в этой боли, чтобы подавить то другое, что накапливается внутри ее.
Оставшаяся часть праздника, казалось, проползла мимо, как в кошмарном сне. Ей хотелось ускользнуть и свернуться калачиком где‑нибудь в темноте и уединении. Но до того, как все ушли, прошел еще час.
К тому времени Арчи устал. Избегая взгляда Чарли, Дора использовала это как предлог, чтобы сбежать наверх.
Малыш отчаянно хотел спать, поэтому Дора переодела его в пижаму, но вместо того, чтобы уложить его в кроватку, унесла в свою кровать и легла рядом с ним.
Боль в груди жгла раскаленными углями.
Нет, это не страх сцены, неосязаемый, удушающий страх выступить перед публикой. Всего‑то девять человек, включая Арчи.
И нельзя винить родителей. Она сама себе проблема, всегда была проблемой. Причина собственных неудач. Ее родители знали об этом.
Ее сердце сжалось.
Делла тоже знала об этом. Вот почему сестра в своем завещании не сделала ее опекуном Арчи.
Можно сколько угодно убеждать себя, что это оплошность и Делла просто не успела.