Несколько раз Талия пыталась хоть что‑то узнать о книге своего деда, но, когда она спросила Марию, любит ли Ангелос поэзию, та удивленно взглянула на нее.
– Поэзию? Нет.
– Похоже, он образованный человек, – не сдавалась Талия. – У него так много книг наверху… И я подумала, что он, возможно, увлекается поэзией.
– Мы говорим об одном и том же человеке? – Мария подняла брови. – Мужчина, которого я знаю, не любит поэзию. Он не читает стихов. А зачем вам это нужно знать?
– Просто так, – ответила Талия, слабо улыбнувшись. Ее пронзило чувство вины.
И хотя она старалась не говорить с Софией об Ангелосе, Талия постоянно думала о нем. Давно ли он овдовел? Любил ли он свою жену?
Когда Ангелос вернется, решила она, она прямо спросит его о книге. Она попытается, по крайней мере.
«Дорогой нонно!
Я стараюсь. Надеюсь, скоро порадую тебя новостями. Но, пожалуйста, не переживай за меня. Я прекрасно провожу здесь время и надеюсь, что с тобой все в порядке.
Целую, Талия».
На секунду она представила себе, как он сидит один в зимнем саду, где они частенько обедали вместе, и тоска по дому охватила ее. Дед стал таким слабым и беспомощным за последние несколько месяцев!
И решимость найти эту книгу еще больше окрепла в ней.
Вообще он не собирался возвращаться домой. Ангелос Мена шел по садовой дорожке, раздумывая о том, не сесть ли ему обратно в вертолет.
Однако он поймал себя на том, что думает о возвращении с того момента, как уехал отсюда. Ему надо было убедиться в том, что Талия ди Сионе была действительно подходящей няней.
Он вошел в просторный холл. Мария поспешно выбежала навстречу ему.
– Я вас не ждала! Ведь вы ни слова не сказали о том, когда приедете.
– Я решил в последнюю минуту. Простите, если я вас потревожил.
– Нисколько. Я приготовлю вам спальню. А как насчет обеда?..
– Вы сами ели? – спросил он.
Мария покачала головой:
– Нет, еще нет. Мы как раз собирались сейчас пообедать на кухне… У нас будет простой обед…
– Тогда я к вам присоединюсь.
Мария выглядела обескураженной.
– Очень хорошо, сэр, – пробормотала она, и Ангелос, повернувшись, отправился в свой уединенный кабинет.
Он работал до тех пор, пока не услышал, что София и Талия спустились вниз; он прислушался к их болтовне, корявой смеси английского и греческого, перемежаемой взрывами смеха.
При мысли об этом сердце его больно сжалось.
В конце концов, когда он услышал, что Мария расставляет тарелки на столе, он поднялся из‑за стола и пошел на кухню. Когда он появился в дверях, на кухне возникла тишина, и три головы с выжиданием повернулись к нему.