– Юра, полегче, они же совсем не уснут!
Но Юрка уже вошел в раж:
– Ночью там было спокойно – ну разве что дверцы шкафов сами собой открывались, но ничего не грохотало и не шумело. А утром р-раз – кого-то мертвым найдут! И так что ни утро – в постели мертвец. Страшный: глаза навыкате, рот застыл в крике, язык высунут и шея… синяя! Искали виновного, искали, так и не нашли. Бросили этот санаторий. Деревенские, что жили неподалеку, в Горетовке, разграбили усадьбу: ни кирпичика там не оставили – все растащили себе дома строить. Сейчас в том месте уже ничего не напоминает о графском доме, который когда-то там стоял, кроме одного: в зарослях черемухи до сих пор можно найти барельеф, на котором высечен профиль графини, у нее на платье прицеплена алмазная брошка. Об этой легенде все давно забыли, но вот построили наш лагерь и вспомнили! – Юрка совсем понизил голос: – Сейчас я вам открою большой секрет, только вообще никому ни слова, ладно?
– Ладно, ладно, ладно, – зашептали со всех сторон.
– Точно? Честное октябрятское даете?
– Да-да! Ну говоли уже, говоли, Юла!
– Мертвеца нашли и здесь! Вот прямо здесь, в соседнем отряде! Покойник тут был только один, потому что после его смерти пионеры нашли его дневник, прочитали и все узнали. Он писал обо всех странностях, которые происходят здесь ночью. Мертвец этот – вожатый, совсем молодой, первый год в лагере…
– Кхм… – Володя кашлянул, скептически приподнял бровь.
Юрка хитро глянул на него и кивнул, мол, да-да, про тебя, и продолжил:
– Он страшно боялся за свой отряд, а дети, как назло, очень плохо спали по ночам. С ними не спал и вожатый, все ходил, следил, переживал. И вот однажды ночью, когда все уснули, вожатый уже не смог – режим сна сбился. Он сидел, записывал в тетрадку, которая была у него чем-то вроде дневника, все произошедшее за день: куда и как ходили с ребятами, как те себя вели и так далее. И вот слышит он в тишине шорох, будто ткань волочится по полу. Вожатый насторожился – уж больно странный звук, – выключил свет, лег в темноте, замер. Сначала ему ничего не было видно, но только глаза привыкли, только он смог узнать очертания шкафа и тумбы, как смотрит – дверца распахнулась. Сама собой, беззвучно и резко, будто не открывалась совсем, а так и была открытой. Раз моргнул вожатый – шкаф закрыт, дверца, как должна быть, закрыта! Удивился, не показалось ли ему, включил свет, все записал. На следующую ночь повторилось то же самое. Он снова услышал шорох ткани об пол, и снова наступила тишина, и снова сами собой стали открываться дверцы. А в комнате пусто, ни теней, ни звуков! Но только он моргнет, раз – одна дверца открыта, моргнет второй – та закрыта, открыта другая! И все происходит в мертвой тишине!