Гуляков снимает с гвоздя дуэльный пистолет, взводит изогнутый курок, щелкает спуском.
— Александр Иванович, не стоит твоего внимания, — улыбается довольно пожилой уже поручик с тонкой дамской папироской. — Для командира батальона смерти это баловство. Тебя я не представляю в поединке с пистолетиком. Пулемет — куда еще ни шло, хотя с ним сходиться неудобно.
Гуляков, вздохнув, вешает пистолет на стену:
— Оружием, Сергей Гаврилович, выбирать надобно гранаты, тогда сходиться вообще нужды не будет…
Все смеются, но Гуляков кажется серьезным:
— Я бы, господа, удовлетворения на аэропланах попросил. Если на двух машинах лоб в лоб сойтись, труса отпраздновать не выйдет. Хожу сейчас в полевой авиаотряд, по мере сил постигаю технику. «Илья Муромец» триста пудов бомб берет на борт. Нам пару таких богатырей — сколько пехоты сберегли бы. Вон генерал Брусилов это понял, аэропланы не стеснялся применять…
Штабс-капитан с черной повязкой, прикрывающей пустую глазную впадину, погасив окурок в кадке с фикусом, вздыхает:
— А если таких аэропланов сотню, то мы, кроты пехотные, без надобности будем. Знай себе — летай, бомби германца, не война, а сказка…
Два ординарца заносят большую корзину со снедью, офицеры оживляются в предвкушении подведения итогов совещания. Ординарцы ставят на стол несколько бутылок вина и пару графинов водки, нехитрую закуску, столовые приборы, которыми удалось разжиться у умалишенной хо-зяйки.
Лозинский берет рюмку и, осторожно вытянув губы, пробует водку, перекатывая во рту. Удовлетворившись ощущениями, кивает головой и тяжело поднимается из кресла:
— Господа офицеры! За успех вчерашнего дела! Полк удостоен похвалы командующего. Хотя, положа руку на сердце, нас тут поставили, чтобы мы легли. Как и было задумано, германец решил, что это мы здесь, а не генерал Брусилов под Луцком, в наступление пойдем. Замысел удался. Всех благодарю за службу!
Офицеры гремят стульями — «Служим Отечеству!» — садятся, синхронно опрокидывают рюмки и дружно хрустят пупырчатыми июньскими огурцами. Поручик Сергей Гаврилович опять откуда-то выуживает дамскую папиросу, но, покатав ее в толстых пальцах с въевшимися в кожу черными пороховыми точками, с сожалением откладывает.
Лозинский наполняет третью рюмку:
— Господа, прибыл представитель ставки проездом от Юденича. Пару недель пробудет у нас. Знакомьтесь, господа, ротмистр Калюжный…
Гуляков видит знакомые, только чуть огрубевшие, черты лица вошедшего офицера — хищные крылья античного носа, как будто приклеенный ко лбу смоляной чуб, буравчики черных глаз.